Агава де хуарес или день на плантации мексика

Автор: ·

Агава де хуарес или день на плантации мексика

Жизнь дается один раз. Но вместо того, дабы вместить в нее множество судеб, мы предпочитаем отыскать одно комфортное болотце — город, профессию, круг друзей — и просидеть в нем до тех пор пока смерть нас оттуда не извлечёт ногами вперед. (Это было вступление).

Все началось с мачете, которое я приобрел в Коста-Рике. Идеей о покупке я загорелся в джунглях карибского побережья, замечая как мой экскурсовод лихо рассекает ветки, лианы и подвернувшихся под руку гадюк. Уже по окончании приобретения я озадачился, что же мне с этим мачете делать. Мачете — это что-то среднее между саблей и ножом. В Российской Федерации им возможно только наживать себе неприятности, потому что ни порезать хлеб ни наколоть дрова им запрещено.

Но, оно кроме этого бессмысленно и в моем новом доме — Калифорнии — ну, нет у нас джунглей.

Мечта об мирном применении мачете так и осталась бы мечтой, если бы я не оказался в мексиканском штате Оахака, где и случились события о которых я вам желаю поведать.

Дело было так: компания балбесов (я а также) отправилась на фабрику по производству мескаля.

Мескаль — это алкогольный напиток, что подчистую выносит ваш мозг, оставляя вас в полной уверенности, что ничего особого не происходит. Само собой разумеется, начудить возможно и с пива, но как раз мескаль дает чувство естественности и, я бы кроме того сообщил, правомерности тому сумасшествию на которое способен промескалированный Хомо Сапиенс. Если вы когда-то выпивали текилу (это тип мескаля), то вы понимаете о чем я говорю.

Мескаль производится из агавы. Агава — это громадный клубень весом до 150 килограммов. Листья у нее долгие, в среднем где-то под метр, мясистые, и торчащие в различные стороны.

В то время, когда агава созревает, ее навещают юноши с мачете и срубают эти листья под корень. Постриженный ананас выкорчевывается, после этого со собственными братьями загружается в кузов пикапа и отвозится на фабрику по производству мескаля. Уже на фабрике клубни проходят через семь кругов ада и преобразовываются в мескаль.

Итак, приезжаем мы на Фабрику. Фабрика выглядит как простой для Мексики деревенский дом с внутреннем пристройкой и двориком. Видим — лежат в этом дворике клубни агавы. Основной технолог — приветливый человек с трясущимися руками — начал говорить, как делается мескаль.

Заметив мачете, вонзенное в один из клубней, я, как король Артур, непринужденно извлекаю его и задаю вопросы: Простите за тревогу, а вероятно ли заметить процесс, как из мирнорастущего растения агава получаются такие вот безлистые полуфабрикаты? Он, разумеется, почуяв во мне родственную душу мескалиеро, подмигивает и говорит: Ромыч — это Мексика, тут все вероятно! Тут же был позван завотдела по доставке агавы с поля по имени Руис.

Если бы Руиса попросили подпрыгнуть до Луны либо обьяснить кратко корпускулярно-волновой дуализм, то выражение его лица нисколько бы не изменилось. Так и по окончании просьбы главного технолога, он тихо забрал мачете и другие причиндалы и сообщил: Айда за мной, парни. Мы перешли дорогу и заметили, что на пустыре растет одинокая агава, как словно бы специально для для того чтобы случая.

Руис легким перемещением отсек один из страниц и, равнодушно взглянуть на меня, трясущегося от нетерпения, сообщил: Ну, типа того. Я ринулся в бой и через 5 мин. верхняя добрая половина несчастного растения была обкорнана подчистую, как макушка призывника. Основной технолог, которого, кстати, кликали Сельсо, говорит: Тебе, мой русский брат, прямая дорога на плантацию.

Я ему, с надеждой в голосе: А что, возможно? Сельсо: Само собой разумеется, на следующий день заезжаю за тобой в 5 утра. Какой у тебя адресок?

Кстати, в Оахаке я был для изучения испанского языка. Все как в большинстве случаев начиналось чин-чином: я отыскал школу испанского с хорошими рекомендациями, заплатил начальный взнос, настроился на учебу. Через несколько дней по окончании начала занятий случилось то, что происходит практически в любое время, куда бы я не приехал — каким-то необычный образом около меня выкристаллизовалась компания алкоголиков и тунеядцев.

Отечественная интернациональная несколько складывалась из 3 раздолбаев и 2 раздолбаек. Вместо занятий мы ездили по красочным мексиканским рынкам, разучивали сальсу, выпивали известный, бродили по руинам древних городов Ольмеков и Запотеков, парились в индейских банях и расширяли сознание галлюционогенными грибами. В общем, жили богемной судьбой, как словно бы кое у кого нет мелких детей и кое-кому не нужно сдавать сессию.

Каково же было удивление моих друзей, в то время, когда я им твердо сообщил: Каброны, сейчас я не выпиваю. У меня на следующий день работа. (cabron — исп., что-то типа отечественного чувак) Я и сам от себя для того чтобы не ожидал, но кто знает, какие конкретно чуднЫе жажды дремлют в сердце каждого из нас и какие конкретно неожиданные события смогут их разбудить.

Лично для меня, путешествие — это прежде всего погружение в среду второй страны. Имея опыт странствий классом люкс и классом возможно я тут в кузове приткнусь? я вывел формулу: Если ты останавливаешься в 5 звездочных отелях и обедаешь в дорогих ресторанах, то не имеет значения, где ты находишься — в Нью-Йорке, Бангкоке либо Мадриде, потому что, ты не путешествуешь. Подлинное путешествие — это как раз погружение в среду местных.

И чем не погружение в Мексику, в то время, когда ты проработаешь сутки в поле, плечом плечу с настоящими коренными мексиканцами.

Вот, кстати, еще один пример погружения. Собрался я как-то в деревеньку Сан Хуан де Чамула. Это необычное и пара ужасное место есть независимым индейским образованием в штате Чиапас. Никакого присутствия федеральных правительства либо правительства штата.

Т.е., в случае если местные тебя зарэжут и закопают, то с финишами. По дороге я прихватил в собственном хостеле одного наивного шотландца, что только что прибыл в Мексику и не знал чем себя занять.

Чамула известна тремя вещами:

1. Церковью, пол которой покрыт хвоей и где отрывают курицам головы (во имя исцеления больных чамульцев).
2. Нетерпимостью к фотографированию в той же церкви (желают слухи, что несколько лет назад в том месте укокошили парочку немцев, снимавших процесс умерщвления курицы), и
3. Спиртным напитком пош, изготовляемым местным паханом из сахарного тростника.
По окончании визита в церковь, я говорю шотландцу: Необходимо определить, где продается пош. Мой товарищ, которого еще трясло от замеченного, аж как-то посвежел и ответил Best idea ever!.

Как говорится, свинья грязь отыщет — через пара мин. мы уже были на месте. Действительно, пахана дома не выяснилось — он толкал обращение на каком-то местном вече, и мы зашли в таверну наоборот его дома. В таверне было человек 7 пьяных мексиканцев, две дамы на разливе и множество канистр с пошем.

В поше градусов 18 алкоголя, его возможно выпивать в чистом виде (на вкус — разведенный водой самогон) либо с фруктовыми добавками, к примеру, манго либо апельсин.

Вечерело. Я попросил дать мне продегустировать по капелюшке различные виды. Конечно, на нас было обращено внимание сидящих за столом: А вы откуда? В то время, когда я заявил, что я из России, то мы срочно были приглашены к столу, и пош с пивом полились рекой.

Кстати, для того чтобы теплого отношения к русским, как в Мексике, я не встречал нигде. Итак, пош и пиво лились рекой и весьма не так долго осталось ждать языковой барьер провалился сквозь землю всецело. И не страно — по окончании таковой проспиртовки уже не до Шопенгауэра.

Общение само собой опустилось на уровень: А у моей — во! с демонстрацией размеров женских красот по аналогии с русскими рыбаками, в то время, когда они говорят о собственном улове, с тем только различием, что русские рыбаки применяют выпрямленные ладони, а мексиканцы как словно бы сжимали в собственных натруженных ладонях по маленькой дыньке.

Кстати, кое-какие из моих хлебосольных привычных были наркокурьерами а также предлагали мне, так сообщить, вступить в ряды. Уходя, я забыл на столе бейсболку, которую купил в музее Джона Стейнбека в калифорнийском городе Салинас. Так что, в случае если станете в Чиапасе и некто в кепаре с вышитым текстом John Steinbeck предложит вам косяк либо дорожку, то знайте, что это не фанат писателя, а мой знакомый чамулец. В то время, когда мы с шотландцем, висящем на мне как мокрое полотенце, вывалились за порог, я поинтересовался у него: Сейчас ты осознаёшь, что такое настоящий туризм?

Итак, возвращаясь к мескалю, я просто не мог потерять возможности погрузиться в мир, совершенного хороший от моего. А в собственном мире я увяз по уши. не забываю, выруливали мы как-то на старт океанской гонки к Фараллоновым островам. Перед стартом команда знакомится с новыми яхтсменами на борту. Один говорит: Меня кличут Хью, я плотник. Я переспросил: Кто? Он: Плотник.

В этот самый момент я понял, что фактически 100% людей, с которыми я общаюсь, так или иначе связаны с разработкой софтвера и мне … было тяжело представить, что в Кремниевой равнине возможно заниматься чем-то еще. Вот оно мое болотце… противоречащее моему естеству, но финансовое и комфортное…

Вечером я приобрел кожаные перчатки, кукурузные лепешки на обед и сомбреро. Сомбреро я искал продолжительнее всего, поскольку из-за позднего времени рынок артезанов был закрыт. В итоге я отыскал то, что искал в магазине для маскарада: мое сомбреро было снято с фигуры крестьянина, что неясно как именно затесался между Человеком-Дядей и Пауком Фестером из Семейки Адамс.

Приехав на Фабрику, я был представлен трем сотрудникам мескалиеро: первым был Руис, которого вы уже понимаете; вторым был Мигель, кстати, отсидевший в Соединенных Штатах по иммиграционной статье; третьим был пастор — Нарсиссо Мачуче Домингес. Каждому из них где-то под 50. Все они — деревенские, но по-испански говорили вольно.

Кстати, не удивляйтесь моему комментарию про испанский: в Оахаке 16 этнических групп, у каждой группы собственный язык; в каждого языка по паре диалектов; индеец той же этнической группы, говорящий на одном диалекте, в полной мере может не осознавать индейца, говорящего на втором диалекте. В случае если на данный момент в сёлах молодежь все таки учит испанский, то раньше особенной потребности не было, и, так, десятки тысяч обитателей Оахаки по-испански просто не говорят.

Итак, отечественная бригада погрузилась в кузов пикапа и мы отправились по кочкам-ухабам на плантацию. Кстати, все мои сотрудники были в простых бейсболках, так что я смотрелся в собственном маскарадном сомбреро кроме того более аутентично, чем они.

Сущность каждого дела складывается из нюансов. В этом я еще раз убедился, в то время, когда на первой же кочке я дернулся так, что мой позвоночник чуть было не вышел из затылка. Рессоры разумеется были придуманы уже по окончании выпуска этого автомобиля и исходя из этого я стал сам себе рессорой: представьте себе человека, сидящего на бортике пикапа, а сейчас представьте себе, что человек немного поднял зад и держится за бортик лишь руками.

В таком виде я ехал приблизительно мин. двадцать и в то время, когда машина остановилась, то я уже готовьсявозвращаться обратно — руки и ноги онемели всецело.

Руис бесстрастно вручил мне мачете, подвел к одной из агав и сообщил: Начинай. Я сделал ход, дабы приноровиться, в этот самый момент же мою стопу с внутренней стороны пронзила сильная боль, как словно кто-то воткнул в нее шило. Я быстро отдернул ногу и заметил, что это был 4 сантиметровый шип на финише нижнего страницы соседней агавы. Любой лист этого вида агавы, в частности agave azul (голубая агава) имеет какой наконечник. Меня позже эти листики неоднократно кололи и в плечи и в пояснице и в ноги.

Острая боль ушла из ноги, но некоторый неудобство все равно остался. Я решил согласиться с ним, поскольку не хотелось смотреться тупым гринго, что приехал на тут и поле же облажался.

Началась работа. В моем представлении, работа крестьянина-мескалиеро — это 8 часов махания мачете, как робот, без передышки. Ну, разве что, час на обед. За работу я принялся с жаром. Кстати, дело было в последних числахФевраля, температура под 30 и ветерка не отмечается.

Прошло мин. пять безостановочного махания мачете в этот самый момент я испытал то, чего не испытывал ни при каких обстоятельствах, кроме того с моим обширным спортивным опытом — пот с моего лба не стекал, а практически выстреливал горизонтально.

Мне пришла в голову идея, что, возможно, об’ем пота, проливаемого при производстве мескаля, никак не меньше об’ема самого произведенного мескаля. И не только людского пота: по окончании того как клубни агавы собраны, порублены и обжарены, их переносят в круглую ванну для давки массивным каменным колесом и, после этого, тощая лошадь часами ходит по кругу, волоча за собой тяжеленную раму, прикрепленную к этому колесу.

Я попил воды, с удовлетворением осмотрел обтесанный клубень и заметил, что не отсек нижние листья. Нижние листья агавы — это собственного рода старожилы. Агаву в Оахаке собирают, в то время, когда ей исполняется 10 лет. Воображаете, что происходит с 10 летним мясистым страницей? Верно: он преобразовывается в упругую древесину. Старый листик имеет светло-коричневый цвет и коварно сливается с почвой. Поэтому-то я и не увидел окаянный отросток, что своим шипом проколол мне стопу.

Итак, стал я рубить нижние листья, вернее я тщетно бил по ним, а мачете отскакивало от них, как от резины. Пробовал и без того и сяк — все напрасно. Ко мне подошел бесстрастный Руис, без звучно выкорчевал ананасик, перевернул его вверх тормашками и отрубил нижние листья особым топором с метровой ручкой. ОК, будем знать!

Я перешел к следующему клубню.

Нарсиссо Мачуче иногда посматривал на мою работу и после этого сообщил: Наблюдай!. Его расслабленная рука с мачете отправилась вниз внахлест и в момент контакта с основанием страницы перешла в режущее перемещение. Я попытался повторить и вправду, так было значительно легче.

Это было весьма кстати, поскольку, не обращая внимания на толстые кожаные перчатки, часть моей руки, соприкасающаяся с мачете, уже воображала из себя месиво из только что появившихся и мгновенно лопнувших пузырей. Кстати, боли не было — был неудобство, что с улучшенной техникой рубки, я практически прекратил ощущать.

Поняв, что кроме того такое, казалось бы, простое дело, как сбор агавы, требует особенной сноровки, я стал пристально следить за собственными сотрудниками. И не считая мелких нужных нюансов я кроме этого увидел, что трудятся они отнюдь не как роботы, а помашут мачете с несколько мин., секунд 15 отдохнут, попьют водички, поболтают.

Через полчаса по окончании начала работы я поинтересовался у Руиса, в то время, когда мы сваливаем с поля, на что он тут же ответил: Через часок. Как водится в Мексике, оценка времени была неточной. А возможно он просто увидел мое изможденное лицо и решил сообщить приятную для меня вещь. Мексиканцы по большому счету весьма хороши и обычно предпочитают приятную неправда неприятной правде, только бы тебя не расстроить.

В случае если же ты задаёшь вопросы их о том, чего они не знают, к примеру, как проехать к такому то музею, то они скорее продемонстрируют пальцем куда им взбредет, чем: Не знаю.

Кстати, вот вам случай для иллюстрации.

Перед поездкой в Оахаку я сделал себе заметку, что необходимо в обязательном порядке совершить сутки в Национальном Парке Бенито Хуарес. На интернете я прочёл, что парк находится в 5 километрах от города. В парке долины и горы, реки и ручьи, фауна и разнообразная флора, тропинки на десятки километров.

За завтраком я сообщил донье Йоланде, у которой снимал помещение, что желаю посетить данный парк. Она сообщила: О, класс. Тебе нужна маршрутка, которая отходит от бейсбольного стадиона. Я, в полной походной экипировке, протопал километр до бейсбольного стадиона и поинтересовался у водителей маршруток, как мне добраться до Национального Парка Бенито Хуарес. Они сообщили: О, тебе нужна маршрутка, которая отходит от монумента, но до нее необходимо забрать такси.

Я забрал такси до монумента (Бенито Хуаресу), на котором проехал километра три, и шофер сообщил: Вот маршрутка, которая тебе нужна. Маршрутка представляла собой малолитражку Ниссан Тсуру. Я сообщил водителю маршрутки: Мне нужен Национальный Парк Бенито Хуарес Шофер ответил: 50 песо и усадил меня в качестве второго пассажира на сидение справа от себя.

Первым пассажиром был дородный мексиканец, так что я был сжат как в тисках между полутора хлипкой пожирателя дверью и центнерами углеводов авто. Дыхание было затруднено, но чего не сделаешь, дабы попасть в Национальный Парк Бенито Хуарес.

Мы отправились по горному серпантину. Через полчаса меня начало мутить и я задал вопрос: Сообщите прошу вас, а не так долго осталось ждать ли будет Национальный Парк Бенито Хуарес? Шофер ответил: Еще каких-то полчаса, по окончании чего меня оторвало в открытое окно прямо на ходу. Все рано или поздно кончается.

Через приблизительно 200 поворотов вправо-влево мы, наконец, куда-то доехали. Расплатившись, я поинтересовался у водителя: А где же вход в Национальный Парк Бенито Хуарес? Он ответил: Иди по данной улице и заметишь такси. Я так и сделал.

Такси, воображавшее из себя тот же Ниссан Тсуру, было на месте, но мы еще ожидали людей, поскольку это было не полноценное личное такси — удел расточителей и эгоистов судьбы, а очередная маршрутка. Мексиканский шофер маршрутки вычисляет ниже собственного преимущества заводить собственного металлического коня, в случае если у нет полного комплекта ровно из 5 страдальцев — 3 позади, 2 спереди — справа от водителя. Итак, через каких-то сорок мин. ожидания пятеро были собраны, упакованы в Ниссан и посланы в путь.

Ехали каких-то 15 мин. обратно в сторону Оахаки по тому же серпантину. Остановились. Я заплатил 8 песо и задаю вопросы у водителя: Сообщите прошу вас, а где вход в Национальный Парк Бенито Хуарес? Шофер продемонстрировал мне на маленькое озеро с утками и сообщил: Вот! Я, рисуя в собственном воображении долины и горы, реки и ручьи, фауну и разнообразную флору, тропинки на десятки километров, задал вопрос: Это что, разве похоже на Национальный Парк Бенито Хуарес? Отвечая мне, он сделал перемещение рукой, подобно земледельцу, разбрасывающему зерна: Само собой разумеется, чем же это не парк?

В общем, меня отвезли на 60 километров от города Оахака (полное наименование которого Оахака…Верно! …де Хуарес) в город Ихтлан Де Хуарес. Причем, сделано это было не из злого умысла, а с искреннем жаждой оказать помощь.

Так что мексиканское познание времени и пространства, скажем так, имеет собственные нюансы. Кстати, в тот сутки мы проработали в поле около 6 часов.

Неспешно я вошел в ритм. Нарсиссо Мачуче затянул крестьянскую песню, которая подразумевала некие диалоги и подпевания, и Руис с Мигелем, любой на собственный лад, стали помогать ему. Это был один из моментов, в то время, когда ты становишься частью народа — не гринго, не банкоматом, а просто одним из равных, что не имеет языка либо национальности, а просто так же как и ты машет мачете, покрывается позже и обгорает под солнцем.

Эта песня навеяла на меня воспоминания о том как за несколько дней до того мы с моим втором познакомились с музыкантами из туны. Туна — это студенческий ансамбль, играющий средневековую музыку. В то время, когда они выяснили, что я из России, то их предводитель сообщил мне без всякого пафоса: Наши государства на большом растоянии, но музыка — это то, что сближает отечественные сердца и для нас на бандурриях и гитарах были сыграны и Очи тёмные и Подмосковные вечера, и что-то еще.

Мексика, Оахака де Хуарес, 11 часов вечера, улицы практически опустели, площадь перед древним собором Санто-Доминго, юные люди в костюмах испанских трубадуров, согласованно и неистово играются ООООЧИИИИ ТТЩЩЩЕЕРРРРНННИИИЕЕЕЕ. Говоря о сюре… Позже, предводитель хитро улыбнулся, что-то сообщил своим сотрудникам и заиграл на бандуррии первые ноты Чардаша. Возможно это генетическое славянское, но при первых же звуках, я закрыл глаза и из них потекли слезы.

Это была НАСТОЯЩАЯ Подлинная музыка. Музыка, которая звучит для тебя и про тебя. Музыка, которая, как цунами, ворвалась в твою душу и переполнила ее края. Музыка, которая пришла в мир из-за великой трагедии, позванной великой любовью.

В то время, когда я взглянуть на моего приятеля — 70-летнего Джона (у которого корни также славянские), то заметил, что и он был в плохой форме — глаза и шнобель красные, руки влажные от вытираемых слез. Уже по окончании того как мы ушли с площади, он сообщил мне, что на пара мгновений он как будто бы возвратился в детство и заметил собственную любимую бабку-колдунью, которая, прихрамывая и блеща единственным имеющимся глазом, танцевала ему Чардаш.

Возвращаясь к плантации… Новизна ощущений сменилась уверенностью в том, что я делаю. Уверенность сменилась рутиной. После этого рутина начала надоедать — мачете вверх, мачете вниз. Опять и опять. Вечно…

Уже не болели ни рука, ни нога — все тело превратилось в равнодушный кусок мяса, совершающий монотонные перемещения. Мачете вверх, мачете вниз, мачете вверх, мачете вниз… Я нечайно представил себе, что это моя ежедневная судьба. В этот самый момент меня осенило.

Дайте мне минутку на отступление.

Как-то я говорил с одной студенткой о бедных индейцах из Чиапаса, каковые вместо того, для получения образования и поменять собственный существование, наполнив его знаниями и возможностью, стоят себе на коленях по храмам и сохраняют надежду, что жизнь их станет лучше. Они из поколения в поколения просят всевышнего, дабы он им помог. Никакой помощи нет. Как они не знают, что эти мольбы просто не трудятся? Как они были голытьбой, такими же и остаются из столетие в столетие.

Так вот в тот сутки, среди агавы, которая колола меня то в задницу то, в пояснице, то в ноги, меня осенило. Человек, что занят тяжелым монотонным физическим трудом, испытывает недостаток в вере, в противном случае у него крыша. Необходимо иметь какой-то просвет, надежду.

И, в случае если у современного образованного, разностороннего человека с приличным доходом и без особенных трагедий в жизни, просветом есть, к примеру, поездка в Прагу либо рафтинг в Бразилии, то человеку с тремя классами образования, что трудится с малых лет в поле, и мир которого ограничен этим самым полем, и родственниками и друзьями для того чтобы же уровня образования… такому человеку единственная отрада — это мысли о том, что на ТОМ свете все будет в противном случае: честнее, разнообразнее, легче. В то время, когда я поделился этими мыслями с моим втором — антропологом, он поведал мне об одном католическом священнике … атеисте, что одновременно с этим был вдохновенным пастором, поскольку знал, что вера — это единственное, что может принести лучик надежды в тяжелые будни крестьян…

В итоге, все клубни лежали на земле , и мы, кряхтя, загрузили их на пикап в 3 слоя. К тому времени под’ехала машина с обладателями фабрики и плантации, они пригласили меня присоединиться к ним и мы тронулись в обратный путь.

Так как я допил собственную воду часа за два до конца работы, всем своим обезвоженным существом я грезил лишь об одном: о бутылке ледяной Короны. Мы приобрели 18 бутылок, дабы хватило на всех и не по одной, и по прибытию моя мечта практически осуществилась. Практически, так как я желал сделать так: втиснуть дольку лайма в бутылку золотистого искрящегося напитка, подняться в позу горниста и выжабить всю бутылку в один присест.

К сожалению, я не вычислил размер лайма, и при запрокидывании бутылки, долька лайма перекрывала горлышко, так что выпил я собственную порцию нирваны не залпом, а мелкими глотками, как чай. Но может это и к лучшему.

Уже на фабрике, мы пожарили вкуснейшее мясо на углях мескито и с’ели его со свежайшей оахакской кукурузными лепёшками и брынзой. После этого, я уселся на стул рядом с боссами и мы стали пить мескаль из частного резерва. Мескаль был приготовлен не из светло синий агавы, а из разновидности агавы со необычным для Мексики заглавием Карвинский. Данный личный резерв не разливается в бутылки, а просто живет себе в бочонке, из которого боссы наливают себе и своим гостям.

У этого мескаля вправду неповторимый вкус, как словно бы он настоян на множестве трав, но когда ты думаешь, что определил одну из них, вкус ускользает и сменяется вторым. Мы выпивали мескаль, а мои приятели Руис, Мигель и Нарсиссо Мачуче продолжили работу: сперва взвешивание, после этого рубка клубней на части, после этого разжигания огня чтобы накалить камни, каковые будут прогревать порубленные клубни в течении 36 часов — в общем, для моих друзей сутки был отнюдь не закончен.

Обладатель фабрики Алекс сообщил, смотря на них: Они трудятся довольно много и не легко. Они так бедны, что готовы трудиться легко за еду. Сообщил он это без насмешки либо злорадства, но что-то все равно смутило меня в его словах.

Уже на данный момент я осознаю, что это были слова человека, что, курсируя между своим дорогим домом в Нью-Йорке и своим хобби — фабрикой мескаля, всегда видит ужасающую несправедливость, проявляющуюся в том, что одни рождаются с перспективами и возможностями, а другие на всегда обречены на тяжелый каторжный труд. Так вот, Алекс сказал как человек, что в далеком прошлом уже привык к данной несправедливости и принял ее.

Принял ее и Нарсиссо Мачуче — единственный из нас, что за обедом выпивал воду вместо пива. Единственный из нас, что брался рубить и таскать самые громадные клубни. Единственный, кто увидел, что я хромаю, и аккуратно обработал мою рану.

В то время, когда мы с Алексом уезжали в Оахаку (де Хуарес), Нарсиссо один вышел меня провожать: Будешь в окрестностях, заезжай. Мы прочно обнялись.

Приехав в город, я повстречался со собственными неутомимыми балбесами, каковые нашли новую едальню с недорогим мескалем и вкуснейшими стейками. По окончании мескаля и стейков мы пошли танцевать сальсу, позже переместились в какой-то бар. В том месте мы все перессорились, после этого помирились, после этого опять перессорились и, после этого разбрелись любой в собственную сторону, дабы ни при каких обстоятельствах больше не встретиться.

Проснувшись утром, я не жалел о распаде тусовки. Такие знакомства по умолчанию ярки, неспокойны и скоротечны. Что-то второе тревожило меня.

В этот самый момент я осознал, что мое сердце было не в яркой просторной помещении с окном, наблюдающим на монумент Бенито Хуаресу.

Мое сердце пребывало с моими товарищами: Руисом, Мигелем и Нарсисо Мачуче Доменгесом, каковые уже точно были в поле. И каковые будут в поле ежедневно, пока смерть их оттуда не вытащит ногами вперед.

Случайная запись:

Экзотическая гордость Мексики


Статьи по теме:

Метки: