Пекин меняет мир. в предстоящие 10 лет китай просит считать его «развивающимся государством»
Отчетный доклад бывшего Генсека КПК Ху Цзиньтао на XVIII съезде компартии Китая, проходившем с 8 по 14 ноября в Пекине, был подготовлен в достаточно сухом, классическом партийном стиле как по форме подачи материала, так и по содержанию. Текст выступления был перенасыщен призывами и лозунгами, вычисленными на подготовленного слушателя, разбирающегося в тонкостях китайской политической лексики.
Резким контрастом смотрелась обращение нового партийного функционера — Си Цзиньпина, избранного Генсеком КПК. Он сказал образным и понятным миллионам китайцев языком, обращаясь не к узкой партийной номенклатуре, а ко всей китайской нации. Около десяти раз (в том либо другом контексте) он применял термин «восстановление китайской нации» и лишь один раз — «социализм с китайской спецификой».
О том, куда отправится Китай при новом управлении, мы разговариваем с помощником директора Университета Дальнего Востока РАН, профессором истории , доктором наук МГИМО Сергеем Лузяниным.
— Российская Федерация для нового партийного функционера Китая Си Цзиньпина — стратегическая «ось» либо «младший партнер»?
Сергей Лузянин: В глобальном замысле сопротивление КНР, скоро продвигающейся к категории великой, всемирный державы, будет увеличиваться со стороны США, Европейского союза и некоторых других государств. Российская Федерация по объективным показателям в эту группу «сдерживающих» Китай очевидно не входит. Не пересекается она с ним и в борьбе за мировое либо региональное лидерство.
На сегодня РФ — фактически единственное из громадных держав государство, с которым у КНР нет важных (системных) противоречий. Исходя из этого для нового китайского управления очень принципиально важно сохранить на севере (в лице России) сложившуюся стратегическую ось стабильности при достаточно непростых отношениях Пекина с США, Японией, Индией и рядом сопредельных стран Юго-Восточной Азии.
Наличие дружественной России разрешает Китаю тихо развивать собственные реформы, не ожидая удара в пояснице. Новый китайский фаворит замечательно это осознаёт. И без сомнений, что формат стратегического партнерства он будет сохранять и развивать на период правления, другими словами до 2020-2022 годов, не переводя его, но, в союзнические отношения.
Времена идеологических альянсов, как мы знаем, для Пекина и Москвы в далеком прошлом прошли.
В отчетном докладе бывшего Генсека ЦК компартии китая Ху Цзиньтао не названы конкретные неприятели либо приятели Китая. Но даны четыре самые приоритетные для него интернациональные организации — ООН, G-20, ШОС и БРИКС. Нетрудно подметить, что в каждом из перечисленных проектов уже сложилось российско-китайское сотрудничество, включая университет Постоянных участников Совбеза ООН с известным голосованием двух держав по сирийским и иным делам.
Быть может, что китайские начальники будут предлагать России углублять и диверсифицировать эту кооперацию, используя ее к разным ситуациям и региональным моделям. В данном сценарии просматривается и российский интерес.
Не так серьёзен для КНР российско-китайский экономический формат (в отличие от глобального и регионального), за исключением сырьевой и углеводородной компоненты. Достигнутые количества торговли в 90 млд дол несопоставимы с китайско-американским (более 520) либо китайско-европейским (более 450) товарооборотом. Инвестиционные интересы КНР в Российской Федерации и того меньше.
Они концентрируются в Соединенных Штатах, Латинской Америке, Европе, Юго-Восточной Азии, Африке и др.
Прорыва в данной сфере пока не отмечается. И вряд ли возможно прогнозировать резкое повышение товарооборота с нынешнего уровня до 250 — 300 млд дол за 10 лет. В данном варианте уже Российская Федерация больше заинтересована в затягивании могучего соседа в собственную экономическую «нишу», особенно в Дальний Восток и Сибирь, для ответа собственных экономических задач, а также за счет китайских ресурсов.
Не просто так русский президент Владимир Владимирович Путин неоднократно сказал о необходимости «ловить китайский ветер… в российские паруса». Речь заходит, в первую очередь, об развитии и инвестициях совместного бизнеса.
Так, для нового китайского управления Российская Федерация в сфере экономики, быть может, и будет частично смотреться как «младшая страна», но в стратегической безопасности и геополитике она будет оставаться «старшей». Вот такая «асимметрия» либо правильнее — «баланс» в партнерстве. В любом случае, для Си Цзиньпина его первый официальный визит в Россию в ранге главы страны будет знаковым и главным, как, фактически, и для русского президента.
— Как справедливо сказать о том, что прошедший съезд Компартии Китая осуществил «перезагрузку» в жизни страны?
Сергей Лузянин: В отчетном докладе бывшего Генсека КПК Ху Цзиньтао лейтмотивом шли призывы и лозунги: «неуклонно крепить дело социализма с китайской спецификой», сохранять верность идеям Мао Цзэдуна, Дэн Сяопина, «тройного представительства Цзян Цзэминя», неуклонно придерживаться «научной концепции развития Ху Цзиньтао» и др. Наименование отчетного доклада — «Твердо продвигаться по пути социализма с китайской спецификой и бороться за полное построение среднезажиточного общества» — соответствовало сложившемуся духу и протоколу выступления.
В речи его преемника Си Цзиньпина, что внес предложение китайцам «слушать мир», а миру — «слушать Китай», просматривались элементы некоего западного политического шоу, демократичность и большая раскованность в общении, шел разговор о насущных проблемах — борьбе со взятками, социальном неравенстве, развитии культуры и экологии. Разумеется, что за стилистическими различиями кроются новые политико-идеологические моменты.
— В чем заключалась новизна?
Сергей Лузянин: Во-первых, незадолго до съезда в китайском партийном управлении появилась дискуссия по поводу включения идей Мао Цзэдуна в базисные новый вариант и лозунги съезда Устава партии. Часть политиков предлагала ограничиться вкладом в теорию «китайского социализма» лишь трех начальников — Дэн Сяопина, Цзян Цзэминя и Ху Цзиньтао, а имя Мао не упоминать. Другие поддерживалисохранение идей «великого кормчего» и продолжение курса на некую канонизацию культа Главы.
Последний подход все-таки побеждал. Упоминание о Мао и его вкладе сохранилось в базисных лозунгах партийного форума, войдя в новую редакцию Устава КПК. Но сам факт аналогичного дискуссии говорит о наличии определенных сил в китайском управлении, настроенных на некое отделение классовой методике Главы Мао от нынешней китайской модернизации, выстроенной на известной конвергенции капитализма и социализма.
Во-вторых, незадолго до съезда было полностью обновлено военное управление. Пожилые генералы ушли на заслуженный отдых, уступив место 60-летним. По окончании окончания съезда Ху Цзиньтао передал пост председателя и главнокомандующего Центрального военного совета (ЦВС) ЦК компартии китая новому Главному секретарю — Си Цзиньпину.
Данный факт вышел за рамки сложившегося механизма. В большинстве случаев, все уходящие главные секретари сохраняли за собой пост главы ЦВС по окончании сдачи партийного управления на 4-5 лет. В базе данного шага Ху Цзиньтао, быть может, лежит его желание публично выразить полное доверие новому начальнику.
В-третьих, принципиально новыми стали кое-какие озвученные на съезде цифры и замыслы развития экономики КНР до 2020 г. В случае если ранее китайские начальники планировали повышение совокупного ВВП Китая, то на XVIII в первый раз была сформулирована задача удвоения душевого ВВП вдвое к 2020 г. как часть реализации стратегии создания общества «малой зажиточности». Был сделан выговор на улучшение качества и социальные параметры судьбы.
Как мы знаем, что, не обращая внимания на 2-е место в мире по неспециализированному ВВП, Китай не входит и в первую сотню стран по душевому ВВП. Практически Ху Цзиньтао поставил перед Си Цзиньпином и другими начальниками очень тяжёлую задачу, которую необходимо решить всего за 8 лет.
Ее трудность обусловлена не только наличием самого громадного в мире населения, но и ростом разных внутренних и внешних вызовов — углублением социальной разделении в обществе, повышением богатых и бедных, и необходимостью трансформации экономической стратегии развития КНР — перехода от экстенсивного к интенсивному формированию, основанному на преимущественном применении внутреннего рынка и инноваций. Последнее предполагает некое понижение годовых темпов прироста ВВП — от нынешних 10 процентов, до 7 — 7,5 процентов в ближайщее время.
— Как справедливо сказать о том, что новый глава китайской Компартии всецело обновил собственную «команду»?
Сергей Лузянин: Персональный и количественный состав Постоянного комитета Политбюро КПК (ПК), являющегося высшим коллегиальным органом власти КПК, вправду подвергся обновлению. Сейчас в Постоянный комитет входило 9 человек. На пленуме по окончании съезда было решено сократить их количество до 7. Быть может, что обстоятельства этого связаны с жаждой Ху Цзиньтао и Си Цзиньпина за счет сокращения укрепить баланс и стабильность сил в данном университете.
В итоговую «семерку» вошли: 1) Си Цзиньпин (59 лет, зам и генсек. Председателя КНР, в марте 2013 г. займет пост Главы КНР); 2) Ли Кэцян (57 лет, помошник премьер-министра, займет пост премьера Государственного совета КНР); 3) Ван Цишань (64 года, секретарь Центральной рабочей группе по борьбе и проверке дисциплины со взятками); 4) Чжан Дэцзян (секретарь Чунцинского горкома КПК, в марте 2013 г., быть может, — глава Всекитайского собрания народных представителей — ВСНП); 5) Юй Чжэншэн (67 лет, бывший секретарь Шанхайского горкома, с марта 2013 г. — возможный кандидат на пост главы Постоянного комитета Народного политического консультативного совета Китая); 6) Лю Юньшань (65 лет, будет руководить секретариатом ЦК); 7) Чжан Гаоли (бывший секретарь Тяньцзинского горкома, займет пост помошника премьер-министра).
Персональный состав ПК говорит о сформировавшемся балансе сил между неформальными группами — людьми бывшего начальника Цзян Цзэминя («шанхайцы») и бывшего Генсека КПК Ху Цзиньтао («комсомольцы»). Наряду с этим в состав семи не вошли 57-реформатор и летний либерал из провинции Гуандун Ван Ян и помошник премьер-министра Ли Юаньчао. Быть может, что это ослабило позиции тех политиков, каковые поддерживаютуглубление либерально-экономических реформ в стране, в первую очередь, нынешнего премьера Государственного совета КНР Вэнь Цзябао.
— В последние месяцы перед съездом большое количество говорилось о скандальном деле бывшего секретаря Чунцинского горкома, участника Политбюро Бо Силая. Его обвинили во взяточництве и исключили из партии. Как отразилось это дело на раскладе сил на протяжении съезда?
Сергей Лузянин: Бо Силай олицетворял чаяния и интересы неформального перемещения в Китае — так называемых «новых левых», поддерживающих«усиление» и возрождение социализма в стране. Его представители уверены в том, что на протяжении реформ за 30-летний период в Китае основы и социалистические ценности, заложенные Главой Мао, были деформированы, а предстоящее углубление либерально-капиталистических реформ неизбежно приведет Китай на рельсы капитализма, а в конечном итоге — к смерти страны и партии. «Новые левые» жестко осуждают власти за коррупцию, социальное расслоение, сближение с США и Европой.
Практически отставкой Бо Силая управление дистанцировалось от радикальных «левых» настроений. Одновременное недопущение в ПК либералов свидетельствует желание китайских фаворитов занять центристскую позицию между двумя главными политическими течениям, стихийно развивающимися в китайском обществе. Си Цзиньпин и Ли Кэцян, вероятнее, будут жестко выдерживать эту компромиссную (центристскую) линию, потому, что любой их ход «вправо» либо «влево» машинально приведет к дестабилизации Китая.
Не исключен и вариант некоего «закручивания гаек» в стране в плане усиления «вертикали власти».
— Чего ожидать от обновленного китайского управления интернациональному сообществу? Изменится ли внешнеполитическая теория Китая?
Сергей Лузянин: Внешнеполитический раздел доклада Ху Цзиньтао кроме этого сформулирован достаточно сдержанно и традиционно — без комплиментов и резких выпадов в адрес конкретных государств, без определений и радикальных заявлений. Употреблялись узнаваемые идеи создания «гармоничного и характеристики и» справедливого мира современной эры как «развития и эпохи мира».
Довольно новым стал тезис о необходимости превращения Китая в «могущественную морскую державу», зашифрованный почему-то в экологический раздел доклада Ху Цзиньтао. Упоминание об этом вынудило специалистов сказать о жажде КНР в скором будущем усилить военно-морскую составляющую оборонной теории КНР. В пользу данного сценария свидетельствует и вторая идея, изложенная в отчетном докладе: необходимость для китайской армии обучаться побеждать в «локальных войнах», продолжить техническое перевооружение и подготовиться функционировать в условиях информатизации военных действий.
К слову, в работе съезда учавствовал 251 армейский делегат, из которых 80 процентов воображали верховный комсостав.
В группу приоритетных интернациональных организаций попали ООН, G-20, ШОС и БРИКС. Ху Цзиньтао как раз в таком порядке перечислил их как раз в таком порядке. Неспециализированный лейтмотив, просматривающийся в материалах съезда, связан с идеей нового возвышения китайской нации и жаждой выйти на уровень всемирный державы.
В девяностых Дэн Сяопин дал указание из 24 иероглифов о том, что во внешней политике Китаю направляться «хладнокровно замечать», «быть тише воды ниже травы», «не претендовать на лидерство», «выжидать в тени», «прочно находиться на ногах» и др. В течение всего периода реформ это было базой внешнеполитического курса страны. Сейчас в экспертном сообществе КНР кроме этого развернулась острая дискуссия по поводу наследия Дэн Сяопина.
Многие говорят, что часть заветов Дэна выполнена, они уже не актуальны, потому, что не соответствуют настоящему влиянию Китая в мире. Что необходимы новые, «инновационные» иероглифы, каковые бы радикально обновили внешнеполитические правила патриарха китайских реформ.
— О какого именно рода обновлении говорят критики иероглифов Дэн Сяопина?
Сергей Лузянин: Особенное неприятие приводят к Дэна быть «в тени», «быть тише воды ниже травы» и «не претендовать на лидерство. Согласно точки зрения последовательности китайских специалистов, Китай сейчас уже может «тихо выйти из тени» (де-факто он уже вышел в отдельных сферах). Пришло его время предлагать миру собственные инициативы, и он в праве претендовать на мировое лидерство, оттесняя США.
Многие китайские армейские специалисты «рвутся в бой», говорят об «устарелости» курса на избегание распрей и лавирование. Открыто предлагается не «опасаться распрей», не избегать их, а, напротив, занимать твёрдую наступательную позицию. Потому, что, согласно их точке зрения, КНР уже способна «дать отпор любому неприятелю».
Партийный съезд косвенно поддержал отдельные призывы «выйти из тени». На уровне китайского управления радикализм некоторых специалистов воспринимается как некоторый плюрализм точек зрения, как попытки ученых дать сходу пара других вариантов внешнеполитической повестки. От новаторски твёрдой до мягкой, классической, выдержанной в духе идей начальников прошлого поколения.
Особенно радикальной выглядит полемика в китайском интернете. Идеи скоро доходят до массового читателя, которому более близка и понятна риторика в духе «приятель — неприятель». Миллионы несложных китайцев видят, какой влиятельной стала их страна, испытывают законную гордость за восстановление китайской нации.
Наряду с этим многие не знают, из-за чего управление действует по старинке — с опаской, осмотрительно и идет на компромиссы, в особенности в отношениях с США.
В китайском обществе стихийно сформировался запрос на более решительную соответствующих лидеров и внешнюю политику, каковые имели возможность бы более твердо сказать со всем миром. Среди части молодежи существуют активные национально-патриотические группы (перемещения), готовые в любую 60 секунд отозваться на правительства и призыв партии по тому либо иному внешнему предлогу. хороший пример — реакция на «островные несоответствия» японии и Китая по Дяоюйдао/Сенкаку.
— Вы имеете в виду массовые антияпонские выступления, каковые состоялись в десятках городов Китая?
Сергей Лузянин: Тяжело совершенно верно сообщить, были ли протесты разрешены на самом верху. Но то, что происходило около японских компаний, трудящихся в Китае, либо японского консульства — это часть «айсберга». В случае если отвлечься от Японии, «под водой» остался громадный запас еще не истраченной «протестной энергетики», которая теоретически легко может взорваться на антиамериканском, антииндийском, антивьетнамском и других направлениях, выплеснувшись на площади и улицы.
Неприятность в том, что китайское управление, по всей видимости, полагало, что всецело руководит и осуществляет контроль эти настроения. Японский случай продемонстрировал, что это не совсем так. На каком-то этапе антияпонские выступления, вероятнее, вышли из-под контроля.
Китайские начальники приложили много упрочнений, дабы как-то обуздать радикализм части молодежи и вернуть обстановку в русло «классического» китайско-японского противостояния.
К слову, вспоминаются печальные фрагменты «культурной революции», в частности, указание Главы Мао хунвэйбинам, своим молодым «красным охранникам», открыть «огонь по штабам» (правительственным структурам и партийным). Тогда данный пламя прошелся разрушительным смерчем по стране. Это далеко в прошлом.
Но неприятность «враждебных штабов» в Китае, по всей видимости, осталась (о чем нам напоминает дело Бо Силая). Принципиальная задача нового управления — удержаться от соблазна поиска новых «штабов» во внешней политике — в Токио, Вашингтоне либо где-то еще. Потому, что в этом случае никто не позволит обеспечений, что «огненная стихия» не перекинется с «внешних» на «внутренних неприятелей».
— В то время, когда возможно ожидать, что Китай заявит себя сверхдержавой?
Сергей Лузянин: Время объявлять Китай сверхдержавой, как отмечено на съезде, придет к 100-летию образования КНР (2049 г.). Пока же глобальная политика Китая предполагает уточнение статуса страны в мире и параметров современной эры. Съезд подтвердил официальный статус Китая как громадного «развивающегося страны». В китайском экспертном сообществе фигурируют такие понятия — «великое государство», «громадная держава», «громадная региональная держава» и пр.
В новом высшем управлении, по всей видимости, на ближайшие 10 лет сохранится тезис «Китай — развивающееся государство».
Что касается современной эры, то в редакции съезда она осталась эрой «развития и мира». Региональные и глобальные кризисы, рост неспециализированной нестабильности заставляют специалистов сказать о дополнительных параметрах — «неопределенность», «турбулентность в интернациональных отношениях».
— Растет удельный вес КНР во всемирной экономике. Но достаточно ли Пекину экономических удач для реализации долговременного проекта «глобальная держава»?
Сергей Лузянин: В случае если в 2002 г. по ВВП Китай был на пятом месте, то в 2012 г. он занимает второе место в мире. По количествам внешней торговли кроме этого вторая позиция. КНР стала частью совокупности глобального управления.
Это относится ее деятельности в G20, МВФ, ООН, Мировом банке и др., а также в глобальных и региональных проектах — форумах БРИКС, РИК, ШОС, АТЭС и пр.
Но, если судить по настроениям китайских высших армейских чинов, планам и темпам развития и перевооружений стратегических компонентов, в Китае, похоже, считают, что одной экономики чтобы стать «глобальной державой» не хватает.
Китай очевидно подошел к переосмыслению собственного гуманитарного влияния в мире. В управлении знают, что не считая инвестиций и экспорта товаров нужен массовый экспорт идей и китайских культурных сокровищ. Это сделать непросто по обстоятельствам классической самодостаточности китайской цивилизации, определенной изолированности Китая в новое и средние века время, а также в силу сложного и не всегда адекватного восприятия Западом китайских сокровищ.
Однако, реализация внешней гуманитарной политики КНР деятельно идет. Китайское центральное телевидение (CCTV) говорит на шести языках, университеты Конфуция действуют в 95 государствах, всегда расширяет охват аудитории интернациональное радио Китая. Из знаковых мероприятий этого последовательности направляться отыскать в памяти успешную для КНР Пекинскую летнюю Олимпиаду, шанхайскую выставку «ЭКСПО-2011» и ряд других.
отдельные политики и Китайские эксперты спорят сейчас о формах и рамках китайского культурного влияния в мире. Одни делают упор на расширении роли и самого понятия «мягкой силы» во внешней политике, предлагая сделать ее базой для большинства шагов, придать ей системный темперамент. Другие предлагают сочетать твёрдые политические меры с «мягким» влиянием.
Присуждение Нобелевской премии по литературе китайскому писателю Мо Яню незадолго до открытия XVIII съезда компартии Китая усилило позиции приверженцев более активной «культурной экспансии». В любом случае, у Китая в политике «мягкой силы» не считая уже действующих инструментов показался еще один весомый нобелевский козырь.
Евгений Шестаков
h2