Как мой танец напугал китайское правительство

Автор: ·

Как мой танец напугал китайское правительство

В то время, когда приятели задают вопросы меня о том, каково жить в Пекине, я в большинстве случаев «отрыв головы» и меняю тему. Это значительно несложнее, чем растолковывать, как так имело возможность случиться, что в прошедшем сезоне одним осенним вечером я нашёл себя на сцене, одетым в ярко-розовую майку и танцующим испорченную версию «Single Ladies» — тогда как мой партнер в соответствии с представлением, восьмилетняя китайская девочка, с которой мне по инструкции следовало творить всякие дикие штуки, пела полузабытую германскую поп-песню. Все это — перед предполагаемыми публикой и миллионами телезрителей из нанятых актеров.

Прекрасно, я растолкую. Пара месяцев назад мне позвонил Чжан Ян, трудящийся продюсером на пекинском развлекательном шоу «You Can» — я встретил его, в то время, когда трудился над одной статьей. «Вэнь Сяо, — сообщил он, именуя меня моим китайским именем, — ты на следующий день свободен? Нам необходимо, дабы ты станцевал».

Я как-то раз не в серьез сообщил ему, что он обязан выпустить меня на сцену, дабы я имел возможность продемонстрировать миру собственные лучшие перемещения. Я не считал, что он вправду на это отправится. И я осознавал, что могу появляться только еще одним европейцем, показывающим себя полным идиотом на китайском телевидении, но не имел возможности отказаться от возможности пробраться в сюрреалистичный мир национального ТВ. «Прекрасно, — сообщил я. — Я готов».

В начале утра следующего дня я прибыл на телестудию, где Чжан Ян познакомил меня с моим новым партнером по номеру, Ян Шо. Ее также позвали в последний момент. Она была одета в кожаные сапоги, розовый свитер из ангорской шерсти и восьмиклинку — неплохой прикид для третьеклассницы, а ведь она еще не натягивала собственный костюм для выступления.

Не обращая внимания на молодость, в мире шоу-бизнеса она была уже тертым калачом: Ян Шо выступала в программе CCTV «Musical Express», и на хэбэйском детском концерте, посвященном китайскому Новому году. Ее удачи произвели на меня чувство, но мать девочки, Хао Чуньна, не разделяла моей уверенности. «Она через чур застенчивая, — сказала она мне. — Обожает петь, но ее не назовешь исполнителем от природы». К беседам Ян Шо также не была расположена.

В то время, когда я попытался завязать ни к чему не обязывающий разговор («Какая у тебя любимая песня?»), она отнеслась ко мне с сомнением («Все песни»). Не могу ее винить.

Скоро мы появились в кладовой, забитой запасными огнетушителями. Мама Ян Шо дотянулась маленькую колонку, которая начала играть «She», не весьма стремительную, приторно-сладкую песню германской группы Groove Coverage. В то время, когда Ян Шо начала петь в невидимый микрофон, одновременно с этим вызывающе двигаясь по мнимой сцене, я к полу. Как раз сейчас я наконец понял: мне вправду нужно будет танцевать.

Но я не могу танцевать. Вершина моих свойств — ритмично вышагивать, деятельно размахивая руками. Так пожилые люди в парках делают.

Чжан, наверное, был расстроен не меньше моего. Дабы как-то спасти обстановку, сообщил он, мне и Ян Шо нужно как-то взаимодействовать. Он внес предложение, что мне необходимо совершить ее за руку, показать ей внимание в танце и закончить все это свингообразной помощью.

Я напомнил Чжану, что Ян Шо всего восемь лет. «Ничего ужасного, китайцы по-второму это принимают», — ответил он. Я начал упорствовать. Хорошо, дал согласие он, основное сделай так, дабы между вами была какая-то сообщение.

Никакой связи между нами, само собой разумеется, не было. Но это, как выяснилось, возможно было исправить. Чжан отвел нас в прекрасно освещенную столовую, дабы снять предварительное интервью. «В то время, когда мы спросим, как вы встретились, — задал вопрос Чжан перед тем как включить камеру, — что вы ответите?» «Что мы встретились сейчас?» — предположил я. «Нет», — начал объяснять Чжан.

Нам необходимо будет заявить, что мы, восьмилетняя летний парень 28-и девочка, живущие в различных мирах и чуть талантливые сказать на языках друг друга, встретились два месяца назад на прослушивании к этому шоу и были так потрясены талантами друг друга, что решили поставить номер совместно.

Минутой позднее помощник Чжана привнес в отечественную историю еще один резкий поворот. Выясняется, что обстоятельство, по которой нас пригласили в самый последний момент, содержится в том, что прошлый участник, египетский рэпер с китайским именем Ван Линь, попал позавчера в аварию на мотоцикле и сломал ногу, так что им потребовался номер на замену. Продюсеры тут же почуяли, как возможно извлечь из этого пользу.

Сейчас оказалось, что изначально нас было трое, Ян Шо, Ван Линь и я, но потому, что Ван Линь был в поликлинике, нам было нужно выступать вдвоем (не задавайте вопросы, с какой это стати отечественный номер должен был стать лучше, если бы мы выполняли его втроем). Чжан заявил, что мы должны посвятить эту песню отечественному ветхому приятелю Ван Линю и захотеть ему скорого восстановления.

Интервью прошло без сучка, без задоринки. Лгу я не весьма, но стоило мне разойтись, как слова потекли из меня нескончаемым потоком. «Я писатель, — сообщил я, — но моя мечта — делиться собственными танцевальными талантами с окружающими».

Из-за несчастного случая с Ван Линем «мне было нужно создать собственный личный танец, особый танец западного человека». «Все западные люди танцуют данный танец?» — задал вопрос Чжан. «Не все, — ответил я. — «Быть может, лишь я один». «Как вы думаете, вы сможете победить?» — продолжал он. «Само собой разумеется, мы победим. Мы не можем проиграть». «Что вы сообщите Ван Линю?» Я взглянуть в камеру. «Ван Линь, — сообщил я, — мне тебя весьма не достаточно. — Я ощущал, что на данный момент расплачусь. — Надеюсь, что ты как возможно стремительнее поднимешься на ноги, снова станешь частью нашей жизни.

Мне весьма безрадостно, что ты не можешь…» Мой голос оборвался. Съемочная команда также была растрогана. Через 60 секунд я забрал себя в руки. «Хорошо, давайте еще раз».

Мы облачились в собственные кричащие костюмы, я — в светло синий джинсы и ярко-розовую майку с надписью FASHION, сияющей на груди, она — в черно-красный бальный костюм, — и направились в гримерную, где стилист мужского пола, одетый в хирургическую маску, перевоплотил меня в мало женственную девушку из видеоклипов Роберта Палмера. Идеально: ребенок-звезда и ее придурковатый шоумен в стиле «евротреш».

Перед нами выступало еще пара человек, и у каждого была собственная воодушевляющая история. В том месте был французский певец средних лет с крысиным хвостиком, научивший группу китайских подростков танцевать брейк в костюмах, и юный фокусник/фехтовальщик из америки, чья семья переехала в Китай. Отечественная сюжетная линия с Ван Линем получила суть: без слез нам было бы не победить.

Наконец пришел и отечественный черед. Мы коротко поведали о себе перед лицом трех участников жюри и поднялись в собственные начальные позиции прямо перед огромным спонсорским логотипом Red Bull. Дальше я не забываю лишь фрагменты.

В чем я совершенно верно был уверен, так это в том, что 180 секунд и 50 секунд — это довольно много, исходя из этого я сходу сделал вывод, что применю все перемещения, каковые смогу придумать. Сначала было легко: «хэнд ролл», «пловец», «закидывание удочки» — все это я проделал с элегантностью и лёгкостью ветерана множества бар-мицв.

Но по окончании того, как я прибег к «макарене», танцу радостного цыпленка, перемещениям в духе «я хожу как египтянин» и «червячку» (в варианте для людей, страдающих от расстройств двигательного аппарата), у меня начал заканчиваться материал. Чуть больше 60 секунд я импровизировал что-то в духе современных бальных танцев, каковые неспешно перешли в «приветствие солнцу» из виньяса-йоги, а после этого и вовсе превратились в бойцовые стойки раз, два, три.

Как и планировалось, последнюю несколько тактов перед финальной позой я пробовал раскачать публику в зале. Финальное перемещение я завалил, поднявшись в позу на четыре счета раньше, чем необходимо.

Мы, конечно же, проиграли. Все трое судей проголосовали за отечественного соперника, 38-летнего корейского певца, что вправду умел петь. В то время, когда мы сходили со сцены, мне стало безрадостно — не за себя, а за Ян Шо. В отличие от меня у нее вправду имеется талант.

Наряду с этим сейчас ей выпала честь войти в историю в качестве участницы, быть может, самого нехорошего выступления за все время существования китайского телевещания. По большому счету таков и был замысел. В то время, когда я дал согласие на участие в «You Can», я сделал вывод, что буду танцевать так плохо, что это распознает целый кошмар текущей обстановке на китайском телевидении.

Не то дабы тут вправду нужна была моя помощь: включите телевизор в любую секунду дня и вы заметите предсказуемое сочетание из эпических фильмов о Второй мировой (китайцы хорошие, японцы нехорошие), корейских мыльных опер, китайских мыльных опер, вдохновленных корейскими сериалами, и массу совсем однообразных развлекательных шоу (беседы со знаменитостями, поиск собственной любви, конкурсы талантов), самые известные из которых — китайские копии зарубежных программ. Не обращая внимания на то, что большая часть каналов трудятся в условиях свободного рынка, партия так же, как и прежде владеет правом последнего голоса при подборе материала — совокупность, не допускающая создание рискованных проектов.

А в то время, когда на телевидение попадают чужестранцы, значительно чаще это вариант той самой «обученной мартышки», необычный Чужак, на которого весьма интересно поглазеть. Мне казалось, что в случае если дать согласие с таковой ролью и довести ее до вздора, то возможно вырваться за ее рамки.

Замысел был кроме того через чур успешным: они решили не показывать данный эпизод. Без объяснений. Я предполагаю, что он просто через чур выпадал из привычного последовательности. Самоирония, самоуничижение, импровизация — всего этого на местном телевидении, где любой кадр необходимо согласовывать как до, так и по окончании съемок, нет. Я желал стать чем-то наподобие китайского Уильяма Хана, участника «American Idol», чей кавер на песню Рики Мартина окружил его ореолом вызывающей большие сомнения известности.

Но эта страна ни при каких обстоятельствах не примет Уильяма Хана. «В Китае сущность шоу-бизнеса — делать так, дабы люди были довольны», — сообщил мне позднее Джулиен Годфрой, один из участников жюри этого шоу. Если судить по лицам зрителей, мой танец привёл к противоположной реакции. Номер должен был провалиться сквозь землю.

Снова же, быть может, я легко через чур много лажал.

Кристофер Бим

Случайная запись:

Китайский балет инвалидов.mp4


Статьи по теме:

Метки: