Россия и китай: итоги посткоммунизма
Обе великие страны были на десятилетия ввергнуты в огромный социополитический опыт. Идеологи-вожди честно верили в правоту обуревавшей их идеи и не считали парадоксом исходить из того, что слабо развитый, в противном случае и вовсе еще отсутствующий личный капитализм (занесенный извне с чужими его носителями не в счет) – лучший ассистент в их деле, потому что содействует формированию пролетарской революции.
Они осознавали, что у них не тот пролетариат, что завещал Маркс, что до революции им на большом растоянии, смогут не дожить, но сознавали, что крестьянская беднота с ее совершенствами справедливости и примитивного равенства, с вековой неприязнью к богатым и процветающим может все заместить. Им недорого стоило переинтерпретировать марксизм, а победу над неприятелем – богатыми – они мыслили не в противном случае как посредством не просто насилия и принуждения, но в следствии столь варварски кровавого террора, если сравнивать с которым французских якобинцев с их гильотиной можно считать детьми малыми.
На этом сходство кончается и выступают различия. Они в первую очередь в том, каким было население Китая и России. Ответственный элемент любой власти – строгая социальная дисциплина и на ее базе консенсус. Или это имеется, или необходимо создать. В большинстве случаев это результат продолжительного процесса социализации. У нас вместо консенсуса и дисциплины с покон веков господствовал неумолимый и неистребимый раскол, порожденный неласковой к людям отечественной историей.
Уничтожение зараженных враждебным Западом сословий, по большей части городских, красный террор, коллективизация, голодомор, ГУЛАГ, репрессии. Как выяснилось, Российская Федерация отечественная разительно отличается от Китая. Как, но, и от передового Запада.
Вот давайте в этом и разберемся.
Конфуцианская человечность
Китай в начале ХХ века был отсталой страной с бедным населением. Но высокая гуманистическая его цивилизация в чем-то была близка европейской человечности эры Ренессанса. В 1974-м мы с Д.Е.Фурманом написали статью конфуцианство и Христианство.
Много времени прошло, кое-что возможно и подкорректировать. В частности – не смотря на то, что это тогда не было артикулировано – выделю основное: этика протестантизма и гуманизм христианства в новоевропейской их модификации сопоставимы с человечностью учения Конфуция (551–479 до н.э.).
Сходство в том, что тысячи лет китайской цивилизации, как и приблизительно тот же срок, выпавший на долю иудео-христианской и древне-буржуазной цивилизации Запада, сумели большого достигнуть в ходе формирования высокой мудрого гуманизма и этики. В сочетании с практицизмом великих мыслителей именно это содействовало социализации населения в обоих регионах, что привело их к строгой социально обусловленной и внутренне осознанной дисциплинированным населением толерантной и основанной на консенсусе человечности. Как показывает отечественное время, именно это делает страны и Запад дальневосточно-юговосточно-азиатского конфуцианского региона сходными.
О конфуцианстве написано большое количество. Кратко напомню главное: это учение о том, как должно порядочному, хорошему либо, как принято в синологии, добропорядочному человеку (цзюнь-цзы) жить, вести себя, что вычислять ответственным и чем ни коем случае не поступиться. Принцип его поведения – следование нормам неколебимой морали, в базе которой чувство и гуманность осознанного долга, строгий ритуал и почтительный к людям церемониал, что проявляется в уважительном культе старших и предков.
В отличие от небольшого ничтожного человечишки (сяо-жэнь) с его пристрастием к выгоде и наживе и с соответствующим поведением, цзюнь-цзы думает не об этом, а о рвении к справедливости и высшему пути истины (дао). Достижение же данной столь добропорядочной цели не в том, дабы думать о смерти либо о том свете, а в том, дабы улучшить жизнь на этом.
Человек, стремящийся к идеалу цзюнь-цзы, учил Конфуций, обязан всегда трудиться с целью достигнуть максимума вероятного в данной жизни, применяя все способности и прилагая великое старание в сочетании с большим уровнем самоконтроля при соревновании и постоянном самоусовершенствовании с другими. Успех в жизни измеряется объективной совокупностью нескольких туров беспристрастных публичных экзаменов, которая Сейчас известна всем, но придумана и воплощена в судьбу китайцами.
Данный принцип судьбы напоминает этику протестантов в трактовке М.Вебера. Она общеизвестна, а в современном Китае это примечательное сходство определяет удачи страны. Но, что-то в том же роде сыграло ту же роль в Японии, Корее, на Тайване и в Сингапуре, в государствах с заметным компонентом мигрантов из Китая, хуацяо, – Малайзия, Таиланд, Филиппины, Индонезия.
И малая примесь хуацяо одолевает, пускай не во всем, местную цивилизационную базу, даже если она, как в Индонезии, исламская или, как на Филиппинах, католическая. Обстановка говорит о великой внутренней силе конфуцианства, могущего приспособиться к любой внешней среде и исподволь оказывать влияние на нее с неизменным успехом. В этом суть удач региона Сейчас.
Проявляется он самый четко в самом Китае.
Пережив в ХХ веке очень многое, от крестьянского сопротивления в форме перемещения ихэтуанейс их даосско-буддийскими заклинаниями (эти религии направляться расценивать как деструктивную женскую силу инь, противостоящую упорядоченному конфуцианскому мужскому началу ян) до утопии маоизма, страна выстояла. Кроме того, закалилась в борьбе и с легкостью начала это демонстрировать.
Современный Китай, бывший знаком незнакомой с буржуазией восточной всемирный деревни, стал с необычной для таковой огромной страны скоростью изменяться. Сейчас он – некая причудливая смесь великой конфуцианской традиции, высокоразвитых буржуазных рыночно-частнособственнических связей и марксистско-коммунистического авторитаризма – на глазах преобразовывается в эталон современного мирового буржуазного города, если не во всем безукоризненного, то стремящегося быть вровень с заповедями великого Преподавателя.
нажива и Низменная выгода в стране допускаются, но контролируются. самоусовершенствование и Соревнование во имя перемещения к действительно честному дао (оно отождествляется сейчас с социализмом по-китайски) поощряются и стимулируются. А авторитарное государство с его привычной строгостью на большом растоянии от марксизма советских коммунистов. Оно, само собой разумеется, еще близко к социализму советского типа, но превосходно от него тем, что сделало де-факто базой совокупности хозяйства капитализм.
А вот современные китайские чиновники-бюрократы ганьбу ближе к конфуцианским ученым-шэньши, нежели к советским партфункционерам. И различия и эти сходства довольно много означают; они определяют процесс эволюции. Полагаю, что для того чтобы рода синтез удовлетворил бы А.Д.Сахарова, писавшего в очень желаемом стиле о аналогичной конвергенции. Лишь добавлю, что вероятна она только в Китае, но не у нас.
И данный печальный вывод, в далеком прошлом уже понятный каждому, но не очень-то до тех пор пока растолкованный экспертами, очень заслуживает того, дабы быть предельно ясным для всех.
Российская Федерация и вестернизация
История России с китайской, к сожалению, несравнима. Конфуция у нас не было. Его заместили чужие варяги и полученное из ориентализованной Византии православие с неприязнью к западным католикам и показавшимся позднее протестантам. Зависть не имела неспециализированного ни с соревновательностью, ни со рвением к самоусовершенствованию. И жизнь православно-русских ни к чему такому не обладала.
Им с подсечным их земледелием, которое вынуждало раз в пара лет поменять истощенное поле с отсутствовавшим гумусом на новое, было, как говорится, не до жиру, быть бы живу. А нередкая смена поселений и полей, сопровождавшаяся разделом хозяйств и в большинстве случаев разрушением привычных семейно-клановых связей, не проходила бесследно.
Она рождала небрежение в быту, скудость упрочнений по налаживанию хозяйства (для чего, в случае если не так долго осталось ждать уходить на новые места?), ослабление контактов между поколениями. Вместе с замкнутостью крестьянских общин-миров с их боязнью влияния и новаций со стороны чужих баланс в целом был заведомо отрицательным. И на данной базе складывалась база общинной матрицы, со временем ставшая нормативной традицией 80–85% населения Руси-России.
Сущность сводилась, как то не редкость, к противостоянию собственного чужому: все малоизвестное страшно и нежелательно, потому неприемлемо (культурологи это именуют манихейством). С принятием православия эта традиция, быстро усилившись, приняла отчетливый антизападный вектор, не изменившийся и с нашествием татар. Это и ясно: татары с их насилием не несли с собой изменений и по большому счету не вмешивались в судьбу деревни, ограничиваясь данью и карательными походами при неповиновения.
Иное дело Запад, влияние которого возросло, в то время, когда половина Руси во главе с Киевом стала, стремясь уйти от татар, Литовской Русью, открытой для западного влияния.
Это влияние деятельно содействовало ускорению эволюции литовских (западных) русских, да и условия судьбы были в том месте предпочтительней, отнюдь не целые леса без гумуса. Из этого рождение отечественного кредо: на неправославном Западе живут лучше отечественного, но тем хуже для них. А в то время, когда русские избавились от татар и из ордынского улуса неимоверными упрочнениями Иванов III и IV Русь стала самодержавной Московией, стало известно, что без помощи передового Запада не обойтись.
Столичный каменный Кремль строили итальянцы. Кроме того Казань забрать возможно было, только применяя опыт западных подрывников. Словом, без Запада страна продвинуться потом вперед не смогла.
Но данный в полной мере понятный вывод шел вразрез с матричной нормативной традицией.
Великая Смута (начало XVII века), сопровождавшаяся тесным контактом с Западом, показала непрочность самодержавной власти, что чуть не завершилось воцарением польского королевича Владислава. Она была переломной. Самодержавие по окончании Смуты стало мягче, а надежной его опорой были аристократы, для содержания которых стала форма поместий с закрепленными за ними крепостными (второй не было).
Крепостничество как феномен в большинстве случаев и не напрасно сопоставляют с рабством американских негров на южных плантациях США. В глазах европейцев то и второе в XVII–XIX столетиях смотрелось недопустимым. Но другого выхода в условиях сложившейся совокупности хозяйства не было. Гражданская война в Соединенных Штатах и великая реформа в Российской Федерации случились в один момент, в 60-х годах XIX века.
Но сколь различным был итог! В Соединенных Штатах, где не было феодального прошлого, началось бурное развитие капитализма с стремительным успешным продвижением во всех сферах судьбы. В Российской Федерации неподготовленные к свободе крепостные (а их было большое количество больше, чем высвобожденных рабов в Соединенных Штатах) не приняли реформу, что привело через пять десятилетий к успеху коммунистов, умело применявших это недовольство и после этого силой подавивших его.
Итак, Российская Федерация – это не США. И по большому счету не Запад. Но она не в полной мере и Восток, не дальневосточный и не ближневосточно-исламский. Казалось бы, она самобытна и как раз таковой должна быть. На аналогичной позиции стоят у нас многие, одни с уклоном в сторону святой Руси, другие – в сторону имперской мощи. О святой Руси действительно сказать нечего. Если бы не Петр I, России сейчас вероятнее просто не было бы. Кто бы защитил ее?
Три богатыря с копьями? А вот для сильной империи нужен был как воздушное пространство Запад. И не просто его помощь. Необходимо было активное заимствование всего западного, причем не только оружия, но и образования. Это вестернизация, которая по окончании Великих географических освоения и открытий передовой Европой всего неевропейского мира была для мира вне Европы тем свежим воздухом, без которого ему было весьма тяжело жить.
Да, за это было нужно чем-то платить, но игра стоила свеч. Достаточно подметить, что одно только спасение от высокого уровня и хронического голода смертности разрешило всему этому миру за последние столетия численно возрасти в десять, если не больше, раз. Но возвратимся к Российской Федерации.
XVIII и особенно XIX век были периодом сначала не сильный, а после этого, с Екатерины II, весьма сильной и осознанной вестернизации. Но принципиально важно учесть: коснулась она только части городского населения (10–15%) и не затронула энергично противившейся этому классической крестьянской общины-мира. Образование и вестернизация были необыкновенным уделом высшей знати, правящей бюрократии и дворянства, позднее и широкого слоя разночинной муниципальный интеллигенции.
немецкие университеты и Французский язык пускай для немногих, но стали нормой. Итог был потрясающим. Аристократы ездили за границу и приобретали в том месте образование, а в десятнадцатом веке в Российской Федерации стало уже пара деятельно трудившихся университетов. И образованные русские, число которых не превышало 1–3% населения империи, создали – не забудем этого – ту весьма высокую отечественную культуру, которая была гордостью России. Остается лишь выделить, что без вестернизации этого не было бы.
Стоит кроме этого упомянуть, что муниципальные русские – это не коренные и не крепостные, а наоборот, в массе собственной метисы, этнически различные потомки мигрантов, в основном западных, частично крещеных татар, каковые готовы были воспринять все лучшее и внести в тезаурус всемирный культуры что-то великое.
Казалось бы, по окончании трагедии ХХ развала и века СССР обновленная Российская Федерация имела возможность бы возвратиться к величию отечественного XIX века. Но этого не произошло, поскольку культурная часть русского города была вырезана или выслана коммунистами (другие бежали), а тысячелетняя общинная матрица, не имевшая отношения к образованию и к демократической традиции, очень гармонично сочеталась с советско-большевистским режимом, отчего он так легко победил.
Матрица, воздействовавшаяна большая часть населения, энергично мешала восприятию незнакомой и чуждой ей западной традиции. А без желательного отношения к ней страна оставалась негодной для капитализма, что принял по окончании неизбежного крушения СССР некрасивый темперамент, по всем главным параметрам противоречащий тому, на чем стоит Запад и чем был силен конфуцианский Китай.
В итоге передовой Китай и буржуазный Запад со всем его регионом развиваются и процветают, а Российская Федерация, живущая наподобие Африки по большей части за счет ресурсов, собственный проедает и в отличие от Африки понемногу вымирает. И в случае если поставить вопрос, из-за чего так, ответ напрашивается: образ судьбы и весьма несходные основополагающие идеи и соответствующие им университеты с создавшими их религиозно-цивилизационными нормативами, и вытекающие из них неодинаковая ментальность и разные этические и политические стандарты выяснили судьбу различных регионов.
Об интеллектуальном потенциале
Каковы возможности России? Разумеется, дело не сводится к совокупности хозяйства, не смотря на то, что это очень значимо, в особенности для коренных русских. Подсечно-огневое земледелие ушло в прошлое еще в семнадцатом веке. Но община-мир с ее социопсихологическими и ментально-мировоззренческими традициями оставалась неизменной и не поддавалась действиям извне, в случае если лишь это не долгосрочная и целенаправленная мощь репрессии.
Но эти репрессии имели возможность преобразовать общину в колхоз, но не могли сделать из общинников фермеров. Для этого необходимо было не принуждение, а вежливая столетиями, осознанная этико-социальная дисциплина, конфуцианская или либерально-демократическая древне-буржуазная человечность. Без этого варварство с легкостью не исчезает, скорее консервируется.
Община может стать колхозом, но крестьянин легко не превратится в фермера.
Фактически это значит, что первоосновой эволюции являются разум и генерируемая им высокая мысль, созданная умными концепция. Кроме этого и осознание весами разумности таковой концепции. Это и формирует конечный эффект. В случае если разума не хватает, концепции и идеи не умны, то осознание обстановки дает совсем другой итог, что прекрасно видно, например, на примере арабской весны. Оценку же значимости и деятельности разума интеллектуального потенциала мудрецов дает сама жизнь.
До тех пор пока что она решительно высказывается за древне-буржуазно-протестантскую, как и обогащенную капитализмом конфуцианскую мудрость. Больше того, для всех тех, кто в этом не уверен (а их, вне всяких сомнений, большое количество), напомню, что обе эти концептуальные совокупности интеллектуально близки и делают упор на главном – на достижении практическо-прагматической цели.
И не смотря на то, что эта цель у ранних протестантов (трудиться приложив все возможные усилия во достижения благословения царствия и имя Бога небесного) не в полной мере сходна с китайско-конфуцианской, о загробной жизни не грезившей, они сходны. И в Китае существует великое Небо. Оно в том месте воспринимается как абстрактно-осуществляющая контроль сила, санкционирующая добродетель и наказывающая порок.
И в случае если вдуматься, обстановка окажется до предела единой: мощь интеллекта в обоих этих случаях направлена на то, дабы быть угодным Высшей силе не раболепием перед ней, что с древности было характерным для отставших, а добротной практической деятельностью на Земле. Из этого и итог. А России, к великому сожалению, похвастать в этом смысле практически нечем. В практике отечественного быта раболепие вытесняло инициативу.
Коммунисты заменяли мощь интеллекта палкой и полагали, что этого достаточно. Стоит подметить, что коммунисты, которым подфартило встретить на своем пути отсталую общину и победить с ее помощью, взяли в приз ту же колхозную общину и без палки обойтись не могли. Но это – не смотря на то, что и не только это – и означало решение суда им.
И тут опять выступает на сцену принципиальная отличие между ними и современными китайскими их еще сотрудниками из КПК. Эти по окончании Мао сделали осознанную ставку на собственную традицию – и с ней победили. По причине того, что она насыщена практическим резоном и разумом, дешёвым каждому иимплицитно оснащенным великой мудростью, неотъемлемым элементом которой есть пускай не эксплицитно выраженный, но неизменно присутствующий призыв обучаться всему нужному у кого угодно.
Основное лишь осознавать, что полезно. Тут возможно и совершить ошибку, чему примером недавнее прошлое Китая (вспомните и север Кореи), но принципиально важно подметить и исправить неточность. В Китае это сделать выяснилось страно легко, по причине того, что нехитрые принципы и практический разум великого Преподавателя дешёвы каждому и многими столетиями трудятся в этом государстве конечно, фактически машинально.
К этому и сводится мощь китайского интеллектуального потенциала.
И что страно, потенциал данный удачно трудится не только в самом Китае, но и во всем регионе. Более того, кроме того малая часть его удачно трудится, что легко подметить на примере государств с компонентом китайцев хуацяо. Принципиально важно учитывать главное, предельно успешную интеллектуальную традицию, разум и генерируемые им идеи, каковые отражены в университетах, соответствующим образом ориентирующих население и содействующих его воспитанию.
И тут я опять возвращусь к проблеме конфуцианство и христианство, с которой начинал. Как узнается Сейчас, эти две теории, казалось бы, весьма далекие друг от друга, не смотря на то, что в чем-то соприкасающиеся, на деле оказываются более родными, чем возможно было себе представить кроме того пара десятилетий назад.
Близки они в настоящей стимулирующей практическую деятельность силе и в заложенной в них интеллектуальной мощи. Эффективность действия этого на людей, на те миллиарды населения, каковые сейчас добились и добиваютсяважнейших результатов, много значит. Так как в случае если сейчас мир и наблюдает с надеждой на какие-то страны, талантливые на то, дабы вытащить его из тисков кризиса, так это как раз передовой Запад и удачно соревнующийся с ним китайско-конфуцианский регион.
И, в случае если и имеется надежда на то, что мир еще возможно спасти от трагедии, которая связана с перенаселением его миллиардами бедных и обездоленных и угрозами со стороны левых, и вдобавок больше воинствующих исламистов, то это лишь интеллектуальная и преобразующая мощь как раз этих регионов.
А как же с Россией?
Российская Федерация отечественная не схожа ни с Западом, о чем все в далеком прошлом знают, ни с Китаем, что многим неясно. Несходство в том, что парламентарная либеральная народовластие на Западе гарантирует общество от бесправия и вынуждает власть обслуживать его, чего у нас и в помине нет. В Китае ту же роль играется далекое от парламентаризма, демократии и либерализма, кроме этого и от религии конфуцианство, нормативы которого воспитывают гуманность и благородство, уважение к старшим и пиетет перед мудростью прошлого.
Они ведут людей по пути самоусовершенствования и старания, нестяжания и соревновательности, близкой к церемониалу осознанного стремления и дисциплинированности к успеху. Как узнается Сейчас, комплекс передового Запада, как и хороший от него конфуцианский, оказываются самые подходящими для успешного развития.
В Российской Федерации, что с легкостью просматривается, со всем этим, мягко говоря, дело обстоит не через чур гладко. Старших не весьма уважают, мудрость прошлого (где она?) не чтут, детей к постоянному самоусовершенствованию приучают не довольно часто, а социальной дисциплине уделяют не через чур много внимания. Список несходств легко продолжить. Достаточно обратить внимание на обилие сяо-жэнь с их пристрастием к выгоде и наживе.
Потому и неудивительно, что отличие воздействует на итог, имея в виду выход из тупика марксистского большевизма. Что Китаю по окончании Мао далось с завидной легкостью (то же непременно будет с КНДР), у нас легко никак не получается. Кричащий разрыв между безнаказанностью и богатством привилегированных и очень убогим существованием большинства, постоянные внутренние раздоры, ненависть и злоба, резкие столкновения на этноконфессиональной земле практически на каждом шагу.
И нет надежд на честный суд. Неудивительно да и то, что дает о себе знать ностальгия неприспособленных к независимому существованию людей к советскому прошлому. Богатых клеймят, а к коммунистам, чье господство в недавнем прошлом принесло столько зла, наоборот (вот она, матрица, собственные и чужие!), многие относятся тихо, с сочувствием.
Данный багаж, конечно, не дает оснований рассчитывать на то, чего уже достиг и достигаетКитай. Мы различные и, по всей видимости, должны, к громадному сожалению, принять это как факт. Это не означает, что при благоприятном стечении событий и нежданно появившейся некоей случайности положение дел не сможет измениться в лучшую сторону.
В прошлом неоднократно так бывало. Но согласимся, расчет на это – не сильный утешение.
Леонид Васильев
Случайная запись:
Россия и Китай вышли на беспрецедентный уровень отношений
Статьи по теме:
-
Россия и китай в грядущей мировой войне
Я не весьма обожаю геополитику. Мысль всемирный истории как борьбы стран за контроль над той либо другой территорией имеется весьма сильное упрощение, не…
-
Россия и китай поменялись местами
Удачи Китая в действительности поражают. В течение 30 лет В первую очередь реформ (1979 г.) ВВП каждый год возрастал на 9,8 % и в итоге он вырос в 15…
-
Россия–китай: уроки двух революций
Китайские СМИ и политологи деятельно обсуждают и сравнивают на данный момент две революции. Первая случилась в Китае в октябре 1911 года, что по лунному…