«Голубое сало» на китайский лад

Автор: ·

«Голубое сало» на китайский лад

О китайском писателе-«безобразнике» Юй Хуа и о том, что объединяет его творчество с произведениями Владимира Сорокина, говорит китаевед, учитель Африки стран юлия и Института Азии Дрейзис.

По окончании вручения Нобелевской премии по литературе за 2012 год главному «сказочнику» нового Китая Мо Яню и без того большой интерес к современной китайской литературе на Западе только усилился. В отличие от западного читателя, бомбардируемого переводами китайской прозы, экранизациями и исследованиями, русский обыватель фактически ничего не знает о литературном ландшафте сегодняшней КНР.

Нам не с кем сравнить того же Мо Яня и целое поколение авторов китайского авангарда, заявивших о себе в середине 1980-х. Меж тем авангард современной китайской литературы отнюдь не ограничен несколькими знаковыми именами. И их творчество русскому читателю в чем-то может оказаться кроме того ближе и понятнее, чем западному: так как работы китайских постмодернистов местами страно похожи на творчество современных отечественных авторов.

Оно и ясно: постмодернизм пришел в Китае приблизительно тогда же, в то время, когда и в СССР – в 1980-е, незадолго до огромных социальных изменений. У нас перестройка, демонтаж коммунизма через распад е и 90-СССР — у них кровавые события 1989-го на площади Тяньаньмэнь и демонтаж коммунизма через рыночные реформы.

Проникновение методов и новых идей, совпавшее по времени с драматичными социальными трансформациями, породило в чем-то родные тексты.

Писатели современной КНР, как и постсоветской России, восприняли философию постмодернизма с Запада на волне преобразований перестроечного времени. По окончании лекций американского теоретика марксизма и литературного критика Фредрика Джеймисона, прочтённых в Пекинском университете во второй половине 80-ых годов XX века, взоры интеллектуалов-авангардистов, через чур молодых, дабы испытать на себе последствия террора либо учавствовать в «культурной революции» 1960-х в качестве хунвейбинов, обратились к постмодернизму. К числу этих авторов, триумфально вступивших на литературную сцену незадолго до тяньаньмэньских событий, относится один из самые интересных представителей молодого китайского авангарда Юй Хуа (1960), чей сборник эссе «Десять слов про Китай» вышел сравнительно не так давно в издательстве АСТ.

Творчество Юй Хуа глубоко укоренено в китайской традиции, но одновременно с этим проникнуто постмодернистским разочарованием в идеях просвещения и прогресса. Оно заряжено импульсом развенчания устоявшейся языка восприятия и системы мира, нацелено на опыт, нестандартность, ненормативность, шокирование читателя.

Из отечественных авторов ближе всего Юй Хуа по духу выясняется, пожалуй, Владимир Сорокин (1955), которого довольно часто именуют одним из самых радикальных писателей постмодернистского направления в Российской Федерации.

Хулиганский, подрывной темперамент творчества обоих писателей виден через общность их художественных установок. По словам самого Сорокина, больше всего его интересует неприятность существования зла. Исследуя природу зла, он обращается к насилию как самоё характерному его проявлению.

Юй Хуа кроме этого одержим изображением жестокости: его стиль сначала характеризуется экстремальным зримым насилием.

Неспециализированная для Юй Хуа и Сорокина исходная установка – настрой на стилистическую полемику с традициями литературы хорошего реализма и соцреализма. Натуралистические описания сексуальных сцен, физиологических отправлений, изощрённого насилия, широкое включение ненормативной лексики призваны восполнить дефицит телесности в литературе.

Заполняя эту лакуну «запахом пота, перемещением мышц, естественными отправлениями» (слова самого Сорокина), он, например, обнажает нелепость «имперских» притязаний высокой литературы, не сумевшей совладать с основной собственной задачей — адекватно и всесторонне отразить реальность.

Из этого проистекает эстетики и сфер бескомпромиссное разведение этики, за которое Сорокина довольно часто обвиняли в постыдном равнодушии к злу и добру, а Юй Хуа – в «низкопробности» и «нереалистичности».

самоё подходящим средством для сбрасывания литературы с её пьедестала делается вздор. Ужас перед жизненной действительностью есть одним из Сорокина и движущих факторов творчества, и Юй Хуа. В следствии оба автора предпочитают абсурдно-насильственные развязки для собственных произведений.

Исходной точкой становления абсурдистской поэтики российского автора, как показывает «Абсурдопедия русской судьбы Владимира Сорокина», нужно считать психотерапевтические травмы, перенесённые в юные годы. Они обусловили как само обращение к литературному творчеству, так и восприятие людской судьбе в качестве тягостной ноши и болезненное внимание к проявлениям насилия. Юй Хуа оправдывает собственное повышенное внимание к смерти и насилию врачебным прошлым (перед тем, как обратиться к художественному творчеству, он трудился зубным доктором) и проживанием в молодости наоборот морга.

Одновременно с этим насилие и смерть выступали в качестве неотъемлемых элементов публичной судьбе маоистского Китая в эру «культурной революции» – период отрочества Юй Хуа. разрушительная мощь и Жестокость кампании по истреблению интеллигенции, и психологическая травма, с ними ассоциируемая, оказали глубокое влияние на всё поколение писателей китайской «новой волны».

Мироощущение, которое связано с травматическим опытом, привело Сорокина и Юй Хуа к эстетике ужасного и выбору хаотической художественной формы. Оба автора начинали писать в наивно-реалистической манере, но скоро восприняли традицию позднего модернизма, деятельно применяя гротескно-абсурдистскую образность. Гротеск можно считать несущей конструкцией подавляющего большинства произведений Сорокина и Юй Хуа.

Для них типично рвение к созданию правдоподобной действительности, в которую создатель искусно вкрапляет фантастические мотивы — появляется характерная для гротеска обстановка неустойчивого равновесия между жизнеподобием и выдумкой.

Романы Сорокина «Норма» (1979–1983), «Голубое сало» (1999) и сборник рассказов «Первый субботник» (1979–1984) воображают характерные примеры фарсового перефраза канонической модели повествования реализма. Гротескная образность разрешает писателю заострить закономерности культурного процесса, воплощая их в фантасмагорических картинах недалёкого будущего и другого прошлого. Сорокин создаёт собственного рода антимир истории русской культуры, спрессовывая его в единый пространственно-временной континуум.

У Юй Хуа гротеск реализуется в первую очередь в гротескном образе тела. В романе «Братья» (2005) с его нарочитым применением словесного репертуара народной, «низкой» комики читатель везде находит непристойность, брань, проклятия, снижающие травестии, разъятое на части тело и т. п. Через целый роман проходит могучий поток телесной стихии – обособленные органы, внутренности, разинутые рты, пожирание, испражнение, смерти и родовые акты.

роды и Смерть сливаются в едином двуликом образе: в «Братьях» главный герой появляется на свет в тот момент, в то время, когда его матери приносят облепленное испражнениями мёртвое тело отца. В повести «В собственном роде действительность» (1987) автор во всех тошнотворных подробностях повествует о том, как кожа, внутренности, легкие, кости и сердце главного храбреца последовательно отделяются от трупа и переходят в распоряжение равнодушных анатомов, подготавливающих их для пересадки.

Наконец, последними удаляются тестикулы, чтобы быть пересаженными больному, которому практически сразу после успешной операции удается зачать сына. Так смерть обнуляется, преобразовывается в плохую шутку, и целый процесс препарирования оборачивается тщетным, потому что мёртвый снова возвращается к судьбе через собственную кровь.

Юй Хуа обращается не только к изображению насилия в попытке найти злоупотребление властью в течении всей китайской истории, но и к насилию над языком, чтобы подвергнуть сомнению саму рациональность языка. Особенно выпукло это обозначено в повести «1986 год», написанной через десятилетие по окончании завершения «культурной революции», где повествование, меняющее реальность и галлюцинацию, ведётся от лица сумасшедшего.

Предметно-изобразительное принуждение проявляется и в беспорядочности (либо новом порядке) повествования. Так, последняя сцена повести «В собственном роде действительность», где тело храбреца подвергается полному расчленению и преобразовывается анатомами в ничто, наделена особенным смыслом: их беспристрастная работа по расчленению похожа на отношение рассказчика к храбрецам. Читатель осознаёт, что всё осознанное им в данной повести подвергается полной деконструкции.

Сорокин кроме этого много раз акцентирует дистанцированное отношение и к произведению, и к культуре в целом – «невлипание в текст».

Простонародная культура увязывает в один неразрывный гротескный узел жизнь, смерть, рождение, испражнения, поглощение пищи — это центр телесной топографии, где верх и низ переходят приятель в приятеля. До тех пор пока герой романа «Братья» Сун Ган совершает суицид и его покалеченный поездом труп везут к себе, супруга Сун Гана предаётся всем мыслимым чувственным удовольствиям в компании его сводного брата Бритого Ли.

Постоянное оперирование «телесным измерением» напрямую связано с борьбой против литературоцентризма и представления о тексте как о «поступке». Стратегия данной борьбы изменяется в течении эволюции художественной манеры Сорокина и Юй Хуа.

В зрелом периоде творчества оба автора приходят к пониманию того, что задача писателя состоит не в обыгрывании культурных мифологем и стилистических клише, но в постановке перед читателем вопросов философского характера, заставляющих задуматься над смыслом жизни.

Устремлённость к созданию «новой мифологии», прямота авторского высказывания, внимание к действительности говорят о постепенном отходе от стратегий постмодерна. Позднее творчество Сорокина и Юй Хуа роднит интерес к психологии человека, зыбкость границ между добром и насилием, тотальным разочарованием в мире и готовностью претворять в судьбу утопию.

На первый замысел выходит философская и гражданско-политическая проблематика, наряду с этим вневременные неприятности органично сочетаются с остросовременными. Примером этого может служить роман Юй Хуа «Как Сюй Саньгуань кровь реализовывал» (1995), что посвящён столь острой теме, как донорство крови, которое напрямую связано с эпидемией СПИДа в китайских сёлах, позванной пренебрежением к гигиене и неумелым управлением, и панорамный сборник Сорокина «Сахарный Кремль» (2008) с его большим уровнем политизации.

gazeta

Случайная запись:

ВЛАДИМИР СОРОКИН ‘Моноклон’ аудиокнига часть1


Статьи по теме:

Метки: