Китайцем ты не станешь никогда («prospect-magazine», великобритания)

Автор: ·

Китайцем ты не станешь никогда («prospect-magazine», великобритания)

налоги и Смерть. Ну, вы понимаете, как звучит эта поговорка. Я бы добавил ко мне третий несомненный факт: ты ни при каких обстоятельствах не станешь китайцем, как бы ни старался, как бы ни желал им стать, и что бы ни думал о таковой необходимости. Я как-то также желал быть китайцем.

Я не имею в виду, что мне хотелось носить матерчатые шлёпанцы и шёлковую куртку, либо маоистский френч с кепкой, красить волосы в черный цвет и заявлять, что сморкаться в носовой платок — это отвратительно. Я желал сделать в Китае карьеру и прожить в том месте жизнь. Последние 16 лет именно это я и делал.

Но сейчас я уезжаю.

Спешить обратно я не стану. Я разлюбил, я пробудился от собственного китайского сна. «Но так как Китай — это экономическое чудо, где рекордное количество людей в рекордные сроки удалось извлечь из нищеты… десятипроцентный рост в пересчете на год… экспорт… импорт… инфраструктура… инвестиции… спас всю землю на протяжении экономического кризиса в 2008 году…» Похвалы в отличной степени льются и льются. Все они нам известны, примерно.

Не думается ли вам, что владея такими темпами роста, инфраструктурой, материальным достатком, не говоря уже о спасении мира подобно Джеймсу Бонду из породы денежных гениев, Китай должен быть более радостной и более здоровой страной? По крайней мере, лучше той страны, которая формировалась по окончании продолжительных десятилетий тщетного национального контроля, которую я определил и полюбил, в первый раз приехав ко мне студентом во второй половине 80-ых годов двадцатого века? Не пологаю, что она стала лучше.

В то время, когда я приехал в Пекин на втором году обучения в магистратуре факультета восточных и африканских изучений Английского университета по профессии «Китаистика», КНР была коммунистической страной. Если сравнивать с Западом она была отсталой. На улицах было мало автомобилей, но — тысячи велосипедов.

Улицы не хорошо освещались, а тележки с запряженными в них ослами перемещались с совершенной для студентов скоростью, по причине того, что они в полной мере имели возможность запрыгнуть в том направлении и прокатиться до собственного общежития. Моим «важным учителем» (этакая помесь тюремного надзирателя и воспитателя) был грозный бывший красногвардеец с кличкой Дракон Хоу. Предметы первой необходимости в повседневной судьбе — такие, как еда, питье, одежда, велосипед — стоили копейки.

Жили мы, как короли – вернее, имели возможность бы жить, будь в Китае хоть что-то королевское, на что возможно было бы израсходовать деньги. Но ничего королевского в том месте не было. В одном магазине в центре, что именовался «Дружба», реализовывали кофе в банках.

Мы великолепно убивали время, как постоянно бывает у студентов. Но значительно чаще я с особенной теплотой вспоминаю не приключения и наши проделки, по крайней мере, не с моих нынешних позиций на вершине горы в Моганшане, что в 160 километрах к западу от Шанхая, где я живу последние семь лет.

Если бы мне сообщили одним словом обрисовать Китай в середине 1980-х годов, я бы сообщил «оптимистичный». Зарождался необычный вольный рынок. Вместе с ним в Китай в первый раз за 35 лет пришла инфляция.

Люди в действительности испытывали от нее беспокойство. Это был показатель прогресса, надежда на что-то большее и лучшее. В базе для того чтобы оптимизма лежало чувство социальной ответственности, и этим Китай — пускай частично — обязан коммунизму, что формировал или фантастическое представление о том, что возможно реально быть благородным социалистом, или единство перед лицом действительности, сказавшей о том, что ничего аналогичного не существует.

Во второй половине 40-ых годов XX века Мао заявил на площади Тяньаньмэнь: «Китайский народ встал». В середине 1980-х он (народ), наконец, обучился ходить и сказать.

Как-то январским вечером 1987 года я следил за тем, как китайцы, выкрикивая лозунги и распевая песни, шли по заснеженным улицам из университетского квартала к площади Тяньаньмэнь. Это первенствовалаиз многих студенческих демонстраций, приведших к безрадосно известному «инциденту» в июне 1989 года.

За оптимизм тех стремительных дней нес основную ответственность один человек, которого кликали Дэн Сяопин и по праву именовали архитектором современного Китая. Дэн сделал Китай таким, каким он есть сейчас. Он кроме этого приказал направить танки на улицы Пекина во второй половине 80-ых годов XX века, и покинул по окончании себя такое наследие, которое преследует и будет преследовать Компартию Китая впредь до ее смерти.

Данный «инцидент», как его именуют китайцы, в то время, когда им приходится о нем вспоминать (что происходит очень редко, потому, что партия сделала все, дабы удалить его из коллективной памяти), совпал по времени с моими выпускными экзаменами. У моих однокашников и у меня появился вопрос – а не напрасно ли мы израсходовали четыре года собственной жизни на изучение китайского языка?

Дэн скоро опять поставил страну на тот путь, что он избрал для нее. Он убедил мир в том, что ему будет удачнее забыть обиду его за «инцидент» на площади Тяньаньмэнь и начать сотрудничать с Китаем вместо того, дабы обращаться с этим страной как с отверженным. Он внес предложение замысел, обеспечивающий, что ничего подобно больше не произойдёт, по крайней мере, — на протяжении его правления. Мир его послушался, а китайский народ дал согласие на его предложение.

В денежном замысле победили и тот, и второй.

Возвратившись в Китай во второй половине 90-ых годов XX века, дабы начать жизнь и карьеру, о которой я в далеком прошлом грезил, я снова почувствовал привычное настроение оптимизма. Но на этот раз было и чуть различимое отличие: отчетливый привкус торгашества вместо коллективизма. А беспокойство было больше похоже на то весёлое предвкушение, которое появлялось у меня, в то время, когда я заключал сделки (собственную карьеру в Китае я начал в качестве трейдера по металлам): ура, я обязан взять хорошую прибыль!

Но не было ожидания и радостного трепета того, что вот-вот случится что-то крайне важное.

Китай также заключил контракт. Дэн дал обещание китайскому народу материальное благополучие, какого именно он не знал в течении столетий. Наряду с этим он поставил условие: народ ни при каких обстоятельствах не должен потребовать политических изменений.

Партия сообщила: «Доверьтесь нам, и все будет прекрасно».

Прошло двадцать лет, но в Китае не все прекрасно.

Обязан выделить, что данный обвинительный акт не имеет никакого отношения к моей собственной карьере в Китае. Из трейдера я превратился в издателя, создав издательский бизнес на большое количество миллионов долларов и публикуя издания. В 2004 году государство отобрало его у меня, по окончании чего я укрылся в собственном горном убежище в Моганшане, где совместно со своей женой-китаянкой создал маленькую компанию, включающую кофейный магазин и три гостевых дома.

Это, со своей стороны, породило достаточное количество сплетен и анекдотов, дабы в течении нескольких лет заполнять ими по полстраницы издания Prospect. То событие, что отечественный сегодняшний бизнес может постичь та же участь, что и мои издания, в случае если местные власти решат не продлевать отечественные кратковременные лицензии (а сделать это мы умоляем их систематично, раз в три года), внесло свою лепту в мое ответ уехать из Китая.

В то время, когда я занимался изданием изданий, мой национальный соперник (правильнее — неприятель) сообщил мне с глазу на глаз, что они разбирают и изучают любой номер моих изданий, перенимая опыт. Они высоко ценят мой вклад в китайские СМИ. И они сделали все возможное, дабы стереть с лица земли меня. В Моганшане местные начальники отправляют мне письма, высказывая в частном порядке признательность за мой вклад в превращение и восстановление деревни ее в центр туризма.

И одновременно с этим, они четко заявляют, что я составляю исключение из их неписаного правила, гласящего, что чужестранцам (каковые выстроили эту деревню в начале ХХ века) тут как постоянным обитателям не весьма рады, и что им разрешается приезжать в эти места лишь на выходные.

Но эта статья — не о моих личных проблемах. Я желаю изложить собственный вывод о ситуации в Китае, основываясь на знаниях и впечатлениях, взятых за годы моей жизни в этом государстве, в трех самых больших ее городах и в одной маленькой деревушке, и растолковать, из-за чего я уезжаю.

* * *
Современное китайское общество зациклилось на одном: деньги и погоня за ними. Политкорректный термин в Китае — это «экономические блага». В целом эта ее народ и страна сейчас намного состоятельнее и богаче, чем четверть века тому назад.

За классической культурой семьи благодаря 60-летнему периоду своекорыстного социализма последовала 30-летняя политика «одного ребенка», породившая культуру «я и мое». В случае если нельзя получить экономическую пользу, общественность и жители не начнут действовать коллективно, а если они действуют коллективно, то только для того, чтобы получить равную денежную компенсацию за загрязнение, выступить против незаконных захватов почвы с санкции страны либо против отравления детей.

Публичное положение, столь серьёзное в китайской культуре и получившее особенную значимость благодаря этим 60 годам коммунизма, определяется демонстрацией достатка. Автомобили, квартиры, индивидуальные сокровища, одежда, домашние животные: все должно быть новеньким, как с иголочки, и блестящим, и нести на себе узнаваемый зарубежный лейбл. В той маленькой деревушке, где мы живем, меня не задают вопросы о здоровье и о участниках моей семьи.

Меня задают вопросы, сколько денег я получаю на своем малом бизнесе, сколько стоит наша собака и наша машина.

Само собой разумеется, неприятность с деньгами и их нарочитой демонстрацией содержится в том, что вы расстраиваете людей, у которых этих денег мало. Вот из-за чего партия начала кампанию по созданию «гармоничного общества», тратя огромные средства на проекты по украшению сельских поселений и городских кварталов. Вот из-за чего она уделяет больше внимания «правам на землю», нежели личным налогам.

Приобретя все нужные побрякушки, вы захотите положить оставшиеся у вас деньги в какое-нибудь надёжное предприятие, нужно — с приличными барышами. Это крайне важно, по причине того, что со временем вам нужно будет оплачивать собственные медицинские квитанции и приобретать пенсию, не говоря уже об учебе где-нибудь в заграничном колледже. Но инвестироватьнекуда, за исключением недвижимости – либо под матрас.

Рынки ценных бумаг в Китае — мошеннические, банки в собственных операциях далеки от коммерческих правил, юань так же, как и прежде не конвертируется, и за этим весьма строго следят. Люди с привилегиями, связями и влиянием переводят собственные состояния за предел, действуя через вызывающие большие сомнения в правовом замысле каналы. А остальные смогут побольше матрасов и квартир.

В следствии появляется самый большой пузырь собственности за всю историю, и в то время, когда он лопнет, звук будет таковой, словно бы взорвалась тысяча фабрик по производству пиротехники.

Цены на жилье в Китае быстро выросли до небес. Стать обладателем дома – это для молодых муниципальных рабочих совсем непозволительная роскошь. Но по всей стране строятширокие целые и жилые кварталы районы, реализовывая жилье не как место для проживания, а как инвестиции. В случае если у тебя имеется недвижимость, ты, вероятнее, обладаешь тремя зданиями либо квартирами.

Многие наши друзья поступают как раз так. А вдруг недвижимости у тебя нет, все – ты у разбитого корыта.

В то время, когда пузырь лопнет либо неспешно сдуется (что очень маловероятно), сократится да и то достаток, которое партия дала народу. Обещание будет нарушено. А медицинские квитанции, оплата и пенсионные выплаты за обучение – все это останется. Люди захотят, дабы им вернули деньги, или потребуют дать им право самим определять собственный будущее, другими словами, — взять политический голос.

В случае если им откажут, гармония провалится сквозь землю.

А как же по поводу заводских рабочих и этнических меньшинств? Стране эргономичнее использовать против этих людей всеподавляющую силу, нежели проявлять по отношению к ним собственную щедрость. В случае если вспышка недовольства этнических заводских и меньшинств рабочих совпадет по времени с провалом рынка собственности, и к этому добавится какой-нибудь скандал типа молока с меламином (это было в 2008 году), либо крушение поезда с бессчётными жертвами, которое распознает факты масштабной коррупции в высоких кругах, как это было в Вэньчжоу в 2011 году, то гармоничное общество, вероятнее, превратится в громкий хор обиженных.

И как партия будет решать эту проблему? Как она покажет собственную руководящую роль?
К сожалению, она забыла о собственной роли фаворита. Государство так опасается собственного народа, что предпочитает не руководить им.

В сельской местности ответа деревенского масштаба, требующие утверждения более чем, отправляют по цепочке наверх, причем — время от времени до самого Пекина. Позже они возвращаются с пометкой «Решайте сами». Партия выходит вперед лишь в тех случаях, в то время, когда появляется угроза ее власти либо личному достатку.

Страной руководят из-за кулис, за закрытыми дверями, из строения без телефона и адреса. Люди в этом строении не разрешают руководить по-настоящему тем начальникам, которых они прописали. Достаточно посмотреть на Дедушку Вэня, как кличут нынешнего премьера, что не так долго осталось ждать уйдет в отставку.

Он — или умный обманщик и марионетка, или человек, честно стремящийся делать верные вещи. Его предложения о проведении реформ (каковые он озвучил в 2010 году в интервью на CNN, подвергнутом в Китае цензуре) сами по себе весьма хороши. Но осуществить их премьеру не удастся ни при каких обстоятельствах, и он это знает.

Дабы встать наверх, нужно быть серой мышкой, не имеющей ни сильных взоров, ни идей. Претенденты на руководящие посты (тут я выдвигаю догадку) смогут думать так: вот займу пост и покажу собственный подлинное лицо! Но уже позже, в то время, когда через чур поздно, они знают, что это нереально. Будучи издателем, я вел дела с государственный служащими, каковые выслушивали людей в одном из корпусов отечественного строения. Они постоянно разговаривали так, словно бы в соседнем помещении сидит чудовище, именовать которое по имени запрещено.

Это всегда были «они» либо «отечественные начальники». Несколько раз они назвали его «китайской издательской группой». Но ничего аналогичного не существует.

Я искал, причем — весьма настойчиво. Это — химера.

Как говорят ученые мужи, люди из этого строения будут руководить страной в эру так именуемого китайского века. «Китай — это следующая сверхдержава, — говорят нам. — Соглашайтесь с этим. Примиритесь с этим». Но как возможно соглашаться, как возможно примириться с безликим начальником, что, в то время, когда его попросят вынести ответ по какому-нибудь интернациональному спору, спустит вниз весточку: «Решайте сами»?

Довольно часто говорят, что Китай уже был когда-то мировым фаворитом, и исходя из этого опасаться нечего. Как обожают сказать китайцы, они желают« те позиции, каковые принадлежат им по праву». Никто не оспаривает то, что Китай был когда-то ведущей всемирный сверхдержавой, но имеется две фундаментальные неприятности в идее о том, что он опять обязан занять позиции, находящиеся в собствености ему «по праву».

Основная обстоятельство, по которой Китай добился первенства, был его размер. Китай был и постоянно будет громадным. (Китайцы обожают все громадное. Большой — значит хороший. В случае если китаец спросит вас, что вы думаете о его стране,: «Она громадная».

Китаец будет доволен.) Если ты — самый большой – а физический размер сейчас серьёзен не меньше, чем во времена, в то время, когда еще не было микрочипов – то ты господствуешь. Поднявшись у власти, китайцы начали собирать дань со зависимых государств и своих вассалов — таких, как Тибет. В случае если вблизи границ назревали неприятности, угрожавшие безопасности либо заинтересованностям самого Китая, то возмутителей самообладания натравливали друг на друга, либо откупались от них.

Имеется и вторая обстоятельство, по которой мысль о месте, принадлежащем им по праву, есть ошибочной. Мир, в котором Китай был сверхдержавой, не включал в свой состав американский континент, современную Африку и просвещённую Европу. Мир не желает жить в китайском веке, как не желает он жить и в американском.

Китай в политическом, культурном и публичном замысле обращен вовнутрь, и наблюдает на самого себя. Незваных гостей он не приветствует – за исключением тех случаев, в то время, когда они владеют армейским превосходством и вторгаются с севера. Так было с двумя императорскими семействами – Юань (1271-1368 гг.) и Цинь (1644-1911 гг.), каковые стали более китайскими, чем кроме того сами китайцы.

Более того, судьбы монголов, каковые стали семейством Юань, и маньчжуров, ставших семейством Цинь, становятся замечательным сдерживающим причиной: нападете на нас – и мы сожрем вас изнутри. Совсем как в фильме «Чужой». Все некитайцы для китайцев являются чужими, причем — в пара уничижительном смысле. Вежливое слово для этого — «посторонний».

А китайцы – они «собственные». Подобно тем, кому не нравится происходящее снаружи — погода, громкие споры, стихийные бедствия — китайцы смогут дверь и укрыться от внешних действий. А на дверь они смогут повесить записку: «Постучите, в то время, когда решите, как с этим совладать».

Управление испытывает недостаток в умении поставить себя на место другого, ощутить, каково его подчиненным. Ему кроме этого нужна готовность и решительность брать на себя ответственность. Веря в собственную уникальность, китайцы фактически не в состоянии поставить себя на место вторых. Этим страной руководят люди с конфликтующими заинтересованностями, и исходя из этого ему тяжело проявлять решительность во внутренней политике, не говоря уже о внешней.

Свидетельство тому – перенос сроков передачи власти из-за скандала с Бо Силаем (Bo Xilai). Совокупность выстроена так, что уклонение от ответственности есть нужным условием принятия любого серьёзного ответа. (Осознаю, что это звучит, как абсурд. Но это — правда. Так оно и имеется.)

Фаворит обязан кроме этого предлагать что-то большее, чем легко главенство. Сегодняшний «всемирный фаворит» дает миру шанс быть американским и демократическим. Время от времени мир сам этого желает, время от времени это делается силой.

Англия, среди другого, предлагала освобождение от рабства и правовую совокупность. Римляне вывозили зерно из Египта и распределяли его по всей Европе.

Тот Китай, что лидирует в мире, не позволит людям возможности быть китайцами, по причине того, что стать китайцем нереально. Помимо этого, Компартия Китая не питает особенного отвращения к рабству и попустительствует этому.

Она призывает собственный личный народ к рабскому труду для производства товаров для западных компаний, для зарабатывания зарубежной валюты, подпитывающей быстрое развитие экономики страны. (По иронии судьбы в партийном манифесте имеется обещание вышвырнуть из Китая зарубежных работорговцев.) Помимо этого, партия не осознаёт, что такое правовая совокупность – кроме того в случае если сунуть ей весы правосудия под самый шнобель. (Как-то раз я выступал в качестве истца в Высоком суде Пекина. Неофициально мне заявили, что я победил дело.

В то время, когда мой юрист отправился забирать судебное ответ, судье позвонили. Ответ поменяли не в мою пользу.) А что касается добываемых в Африке ресурсов, то они идут в Китай.

Имеется еще одна серьёзная обстоятельство, по которой мир не желает, дабы в двадцать первом веке Китай в нем лидировал. Компартия Китая с самого начала собственного существования поощряет неприязнь к чужестранцам. Одним из краеугольных камней в этом замысле есть лихорадочный национализм. Партийная пропаганда родила термин «сто лет унижения», которым описывается период от опиумных войн до освобождения.

В то время зарубежные державы, вправду, унижали и принуждали не сильный правительство семейства Цинь. Вторую мировую войну тут именуют Войной сопротивления против Японии. Сказать не хорошо о Китае на публике, давать Нобелевскую премию китайскому интеллектуалу, и выпивать чай с далай-ламой (в случае если чай выпивает публичный деятель) – это «вмешательство во внутренние дела страны», которое «оскорбляет эмоции китайского народа».

Китайцам всегда твердят, что они должны обижаться на чужестранцев по причине того, что те с ними делали, а партия обещает отомстить за народ.

Альтернатива миру, в котором господствует обиженный Китай, не меньше мрачна. Она говорит о том, что Китай уже господствует в отечественном мире и во всемирной экономике. Она демонстрирует возрастающие шансы на то, что в Китае в грядущие годы начнутся возмущения и беспорядки, вызванные коллапсом на рынке недвижимости. В то время, когда это случится, все произойдёт неожиданно, как постоянно бывает в таких обстановках. Революция Сунь Ятсена началась в 1911 году по окончании того, как кто-то случайно активировал взрывное устройство.

Кое-какие комментаторы говорят, что возмущения приведут к революции либо к распаду страны. Для этого имеется важные основания. Все, что делает партия в плане исправления положения на ближайшую возможность, только ухудшает обстановку в долговременной возможности, снова поднимая цены на недвижимость. Заберём для примера недавнее урезание ставок, что было сделано для повышения внутреннего потребления.

Но внутреннее потребление само по себе не увеличится, пока партия не наведет порядок в совокупности здравоохранения. А на это у нее нет денег, по причине того, что деньги она положила в американские долговые обязательства. А реализовать их она неимеетвозможности, по причине того, что это навредит доллару, что со своей стороны приведет к увеличению курса юаня и пагубно скажется на экспорте.

А это приведет к закрытию фабрик, к массовым увольнениям и к ослаблению стабильности в обществе.

Надеюсь, что возмущения, в то время, когда они начнутся, будут носить мирный темперамент, и что партия не будет пробовать отвлечь внимание людей нападением на Тайвань либо Филиппины. В каком бы виде они ни происходили, возмущения весов закончат периодрекордного роста поизводства в стране, что предположительно приводит в воздействие всю мировую экономику, и на сегодня считается единственной отечественной надеждой на спасение от спада.

* * *

Ужас перед внутренними беспорядками и бурной революцией, на протяжении которых насилие и возмущение в значительной мере будет направлено против чужестранцев, это не основная обстоятельство моего отъезда из Китая, не смотря на то, что не стану скрывать, что одна из них.

Да, у меня имеется в полной мере обоснованное, как я надеюсь, человеческое желание быть частью общества, дабы меня не считали чужаком; дабы я имел возможность заниматься своим бизнесом в стране, где существуют и действуют правила и нормы; дабы не опасаться, что у меня все заберут; не думать неизменно о том, что воздушное пространство, которым дышит моя семья, пища, которую мы едим, может нанести вред нашему здоровью. Но имеется и еще одна, первостепенная обстоятельство, по которой я обязан уехать из Китая. Дело в том, что я желаю дать своим детям приличное образование.

Китайская совокупность начального образования не образовывает. Это экзаменационный центр. Учебная программа составлена так, дабы научить детей сдавать тесты. В сельской местности, где мы живем семь лет, это кроме этого совокупность социального лифта.

Успех на экзаменах дает тебе путевку в лучшую судьбу в громадном городе. Школа не производит всесторонне образованных, общительных, дружелюбных и надеющихся на собственные силы парней с пытливым умом. Она производит победителей и проигравших.

Победители отправляются в университеты и колледжи, дабы «изучать бизнес». А проигравшие возвращаются на фермы и на местные фабрики, вдребезги разбивая надежды собственных своих родителей на то, что дети сумеют избежать данной участи.

внеклассная работа и Спорт в школах фактически отсутствуют. Подающих спортивные надежды детей отбирают и направляют в особые школы, где их учат, как завоевывать золотые медали на Олимпиадах. Музыкально одаренных детей запихивают в консерватории, где выбивают целый радость и энтузиазм от имеющегося у них таланта. (Моя супруга прошла через такую консерваторию.)

Помимо этого, имеется пропаганда. В то время, когда отечественная дочь отправилась в школу, то собственный первый сутки в том месте она совершила, смотря фильм, наименование которого переводится приблизительно так: «Как китайский народ под жёстким и верным управлением партии и при помощи смелой народно-освободительной армии удачно победил над землетрясением в Бэйчуане». Нравственное воспитание снабжают мифические храбрецы из недавнего прошлого коммунистического Китая.

К примеру, благородный воин Лэй Фэн, что за собственную маленькую судьбу совершил больше, чем может сделать человек. И все это он умудрился записать в собственный ежедневник, прекрасным образом «найденный» по окончании его смерти.

Из-за прессинга дети начинают болеть. Я говорю об этом, основываясь на своем опыте. Собрать меньше 95 процентов из 100 вероятных считается провалом.

За не сильный успеваемость наказывают. На исполнение домашнего задания, которое состоит преимущественно из письменных тестов, уходит, как минимум, один из двух выходных дней. Многие дети отправляются в школу и делают домашнюю работу в классе. Я замечал, как они толпой идут в направлении школы в шесть часов утра в воскресенье.

На каникулах они посещают особые школы, где с ними дополнительно занимаются репетиторы, и должны делать каникулярное домашнее задание, как минимум, по два часа в сутки, дабы успеть выполнить его до начала следующего периода обучения. Многие мои китайские приятели ненавидят эту совокупность не меньше меня, но у них нет выбора. У меня выбор имеется.

Мне повезло.

Но возможно переехать в большой китайский город и послать детей в дорогую зарубежную школу (все они без проживания). Но я бы без шуток задумался о загрязнении. Помимо этого, в этом случае нужно было бы искать соответствующую работу, — вероятнее, что-то связанное с зарубежным бизнесом в Китае, а это мне не разрешила бы сделать моя совесть.

Мне жалко китайскую молодежь, которая неимеетвозможности получать образование зарубежных школах в мегаполисах (эти школы вынуждены устанавливать ограничения по количеству принимаемых китайских детей), чьи родители не в состоянии послать их на учебу за границу либо послать в особые школы для привилегированных детей партийных боссов. Китай не воспитывает и не учит собственную молодежь так, дабы это дало ей возможность стать начальниками, новаторами и изобретателями завтрашнего дня.

Но намерения для того чтобы рода существуют. Партии не необходимы свободомыслящие люди, талантливые решать ее неприятности. Она до сих пор уверена, что все неприятности сможет решить сама. И по большому счету, она редко признает, что у нее существуют неприятности. Единственное, что она признает открыто, как это ни парадоксально – это коррупция.

Отрицать ее существование легко нереально.

В партии не состоят миллионы просвещенных и грамотных интеллектуалов, каковые знают, что чтобы не было кризиса нужно что-то делать. С некоторыми из них я знаком. В случае если Китай желает не допустить возмущения и беспорядки, то он обязан дать таким людям возможность поменять партию изнутри.

Но в этом случае им предстоит долгая и тяжелая борьба, а времени крайне мало.

Я кроме этого встречал много всесторонне образованных и умных китайцев с современными взорами на мир, каковые смогут и желают оказать помощь собственной стране в ответе тех неприятностей, каковые смогут сотрясти государство. Но таковой шанс они вряд ли возьмут. Я опасаюсь за тех, кто может попросить дать им таковой шанс.

Совершенно верно так же я со собственными однокашниками опасался за собственных китайских друзей, в то время, когда мы во второй половине 80-ых годов XX века сдавали выпускные экзамены.

На сервисе Weibo, что есть китайским эквивалентом Twitter и Facebook, и находится под пристальным наблюдением, я просматривал про диссидентов Ая Вэйвэя (Ai Weiwei), Чэня Гуанчэня (Chen Guangchen) и Лю Сяобо (Liu Xiaobo), информация о которых на этом сервисе расходится мгновенно, практически за пара мин. по окончании ее появления. Моя супруга ничего не слышала об этих людях, пока не начала пользоваться данным сайтом.

Цензорам не удается осуществлять контроль его всецело. (В тот сутки, в то время, когда моя супруга начала просматривать Weibo, она сообщила мне, что у нее провалились сквозь землю сомнения и последние опасения по поводу переезда из Китая в Британию.) В стране — десятки, быть может, много тысяч китайцев, каковые являются последователями этих людей в онлайне. И точно тут имеется очень много людей, каковые в меру собственных сил пробуют улучшить жизнь в Китае. Когда-нибудь они добьются собственного и одержат победу.

И вот тогда быть китайцем станет прекрасно. Нельзя исключать, что это будет кроме того вероятно.

Марк Китто (Mark Kitto)

Случайная запись:

Prospect of new UK political party | Opinion


Статьи по теме:

Метки: