Почему в москве нет чайна-тауна?

Автор: ·

Почему в москве нет чайна-тауна?

Китайские прачечные, мелочные лавки, торговля и строительство коммунизма опиумом – как все это было? Несколько дней назад в Иудейском музее и центре толерантности прошла лекция Марии Бахаревой, краеведа и журналиста, автора множества статей об истории Москвы, соавтора и редактора приложения для смартфонов «Атлас „Громадного города“». Slon приводит сокращенную версию лекции.

Сходу желаю заявить, что я не опытный историк и тут появлялась по одной несложной причине: пара лет назад я написала статью об истории китайской общины в Москве, и оказалось, что никто второй ничего аналогичного не делал. Так я стала чуть ли не единственным экспертом по данной теме. Заинтересовалась ею я вот из-за чего: по своим краеведческим делам я весьма обожаю ходить по столичным кладбищам.

Как-то раз гуляла по Пятницкому, это рядом с метро «Рижская», и отыскала могилу, на которой написано: «Тут погребена голова инженера путей сообщения Бориса Алексеевича Верховского, казненного китайцами-боксерами в Маньчжурии в городе Ляоян в июле 1900 года». Потому, что школьный, да и университетский курс не отлично знакомят нас с историей Китая, словосочетание «китайцы-боксеры» показалось мне комичным, но заинтересовало.

Я узнала, что речь заходит о Ихэтуаньском восстании на севере Китае, из-за которого произошла массовая миграция китайцев в Россию, возможно сообщить, первая волна китайской миграции в нашу страну. Не смотря на то, что китайцы стали появляться в Российской Федерации уже в 1870-х годах, приезжая на трудовые вахты на Дальний Восток, поездки эти были только временными. Ко всему другому отношения с Китаем то улучшались, то ухудшались.

Беженцев по окончании Ихэтуаньского восстания выяснилось много. Но тогда до поездок в Москву было на большом растоянии, обращение шла по большей части о Дальнем Востоке. А вот уже на протяжении Первой Мировой китайцы показались в Москве.

России стало не хватать мужских рабочих рук, потому, что мужчины в основном отправились на фронт. Тогда в первый раз сняли запрет нанимать чужестранцев на казенные подряды, и в Китае показалась масса пунктов вербовки рабочих для поездок в Россию, а также в Центральную, а также в Москву. В следствии хлынул громадной поток сезонных рабочих.

Согласно данным статистики приблизительно 150 тысяч было завербовано в Китае на протяжении Первой Мировой.

Жили они приблизительно так же, как на современных стройках живут таджики. Существовали общежития, поселения, но рабочие не выходили за пределы стройки и, отработав собственный срок, отправлялись железной дорогой на родину.

Но потому, что условия работы были, мягко говоря, не весьма хороши, многие сбегали с казенных строек. Как раз сбежавшие небольшая часть и рабочие выгнанных с работы составили племя бродячих китайцев, осевшее в других городах и Москве России, в будущем они организовали костяк китайской общины.

Как такового Чайна-тауна в Москве ни при каких обстоятельствах не было. Быть может, просуществуй китайская община продолжительнее, он показался бы, но ей было отмерено менее двадцати лет. Образованию Чайна-тауна не содействовал запрет на личный бизнес, за счет которого выживали китайцы в других государствах: они имели возможность открывать мелочные лавочки, рестораны. У нас этого делать было нельзя.

В соответствии с той же переписи населения, около восьми тысяч китайцев жило в Москве во второй половине 20-ых годов двадцатого века, солидную часть, приблизительно семь тысяч, составляли северные китайцы, плюс тысяча – южные. Южные китайцы выделывали кошельки и кожаные сумки. Жили весьма закрыто, их было мало. Северные китайцы стали именно теми небольшими торговцами, заполонившими улицы Москвы. Они торговали детскими бумажными игрушками, веерами.

Я на данный момент процитирую воспоминания москвича Анатолия Гуревича: « реализовывали на улицах бумажные многоцветные веера, поменявшие собственную форму при встряхивании, либо мелкие, цилиндрической формы глиняные коробочки с бумажным дном-мембраной, они реализовывали мелкие, свернутые из бумаги цветные мячики на резинке, неизменно возвращавшиеся по окончании броска к собственному обладателю, помимо этого, по дворам ходили китайцы-торговцы с громадными, тяжелыми завернутыми в белые простыни тюками на пояснице и с металлическим аршином в руке. В тюках пребывали сатин, китайская „че-су-ча“ и другие материалы».

Страно, но факт: в мемуарах, в ежедневниках, в переписках тех лет всегда фигурируют китайские прачечные и китайские торговцы, но на киноплёнке и фотографиях ничего этого нет. Ни одного строения китайской прачечной, ни одной вывески.

Столичные китайцы, по свидетельству современников, хранили собственные обычаи, наряжались в национальную одежду, носили китайские халаты, у них был выбритый лоб, косичка на затылке. Они становились не только торговцами – существовали кроме этого акробаты и фокусники, показывавшие классические для китайского цирка представления, они ходили по дворам. Жили где попало, но место, где имело возможность бы сформироваться что-то наподобие Чайна-тауна, в Москве все же возможно выделить – окрестности нынешней площади Разгуляй.

Концентрация китайского населения тут была чуть выше, чем в других местах столицы, в том месте кроме того трудились мелкие китайские рестораны, было пара общаг, где жили рабочие. Многочисленные квартиры сдавались группам китайцев. Но все равно небольшие торговцы расселялись по всей Москве, а те, кто трудился в прачечных, старались отыскать жилье поближе к месту работы либо жили конкретно в прачечных, на задних дворах.

Прачечные все оформлялись как артели рабочих, потому, что в противном случае существовать в Советской республики было нереально, но практически это был личный бизнес. У них, в большинстве случаев, имелся хозяин, следивший, дабы вывеска была обычной, дабы казалось, что соблюдаются все советские права. Кроме того именовали их, к примеру, «Пекинский труженик», дабы никто не имел возможности придраться.

В то время, когда я трудилась над статьей для «Русской судьбы», мне удалось поболтать со ветхой москвичкой. Она появилась в 1919 году, жила в Столешниковом переулке и прекрасно не забывала китайскую прачечную, которая именовалась «Ван-Зун-Хин». В эту прачечную ее родители отдавали стирать белье, по тем временам это стоило дорого, значительно дешевле было обращаться к простым частным прачкам, трудившимся вне артелей.

Но китайцам отдавали фасонное белье, мужские сорочки – они считались громадными мастерами.

Моя собеседница замечательно не забывала эти походы, по причине того, что белье разносил хозяин прачечной с громадной корзиной и всем дарил китайские игрушки. Для нее это весьма броское детское чувство. Кроме этого они оставляли метки на белье – красные иероглифы, вышитые нитками.

Среди небольших торговцев были по большей части мужчины, они приезжали на сезонные работы, на доходы, а семьи их оставались в Китае и ожидали возвращения кормильцев. С этим появились трудности. В то время, когда лишь началась революция, Временное правительство договорились с Китаем о вывозе рабочих, но позже началась Гражданская война, ЖД сообщение с Китаем была прервана, и никого опоздали спасти.

Только бог ведает толком, было ли правдой обрисованное Булгаковым в книге «Зойкина квартира». Только бог ведает, были ли в действительности китайские прачечные прикрытием для торговли опиумом. В полной мере возможно, что так. Тем более что незадолго до революции опиумный мак на Дальнем Востоке выращивался китайцами легально, никакого запрета не было, и мак перевозили через границу совсем вольно.

Но в основном это наветы, потому, что как раз по обвинению в торговле опиумом арестовывали в конце двадцатых – начале тридцатых годов, и как раз сейчас начались преследованиякитайцев. Сфальсифицированных дел был большая часть, никаких фактических данных на данный счет мне отыскать не удалось.

Кроме небольших торговцев в Москве были студенты Университета имени Сунь Ятсена. В Москве функционировали два учебных заведения, где обучались китайцы. Столичный коммунистический университет трудящихся Востока, он открылся в начале 1920-х, и в нем китайцы были не единственными студентами, но существовало китайское отделение.

А во второй половине 20-ых годов XX века в Москве открылся Университет имени Сунь Ятсена, что был только китайским. Для учебы в нем отобрали студентов со всей страны по советы компартии Китая, они сдавали экзамены у себя на родине, и лучших из них отправляли в Москву. В том месте были и мужчины, и дамы совсем различных возрастов – кто-то конкретно со школьной скамейки, а кто-то – из ветхих коммунистов.

К счастью для нас, определить о жизни Университета Сунь Ятсена мы можем больше, чем о вторых местах, где жили и обучались китайцы. Существует книга «Университет имени Сунь Ятсена в Москве и Китайская революция», ее создатель Шэн Юэ, китайский революционер, настоящее имя – Шэн Чжунлян, а в Москве он жил под фамилией Мицкевич.

Всем студентам университета давали условно русские фамилии, к примеру, студент Дэн Сяопин носил фамилию Дроздов на протяжении учебы, а будущий президент Тайваня Цзян Цзинго – фамилию Елизаров.

Книгу Шэн Юэ с далека на русском лишь в 2004 году, к сожалению, тираж был маленьким, и книгу отыскать сейчас нигде нереально, но оригинал ее на английском дешёв в сети. Это весьма подробные воспоминания, причем Примечательно, что создатель был из самого первого комплекта университета и замечал фактически всю его маленькую судьбу. Вуз существовал до 1929 года, по окончании чего его слили с Университетом трудящихся Востока.

Был он в несохранившемся строении Первой московскойгимназии на Волхонке, 16. Гимназия закрылась по окончании революции, и скоро строение отдали Университету имени Сунь Ятсена. Прямо напротив находился храм Христа Спасителя, и, по воспоминаниям Шэн Юэ, студенты ходили в сквер при храме, дабы делать утреннюю зарядку. Изначально в этом строении они и жили.

В том месте размещались и учебные аудитории, и столовая, и общежития. Так было первые несколько лет, пока обучающихся было еще не весьма мало, приблизительно 500 человек. Позднее, в то время, когда приехали студенты новых комплектов, они прекратили в том месте помещаться, и в итоге их разбросали по нескольким общагам: одно пребывало на Петровке, второе – на Ильинке, и было еще третье, на территории Страстного монастыря, его дробили со студентами Университета трудящихся Востока.

В случае если китайцы, занимавшиеся небольшой торговлей и трудившиеся в прачечных, сохраняли традиции предков и носили национальную одежду, то студенты наряжались только по-европейски. Они всецело пребывали на казенном содержании, и, по воспоминаниям Шэн Юэ, на содержании очень хорошем. Любой приобретал полный набор одежды на любую погоду, безвозмездно обучался, безвозмездно питался, им выдавали все, впредь до крема для обуви, платили мелкую стипендию, которой хватало на карманные затраты.

Для тех лет кормили их отлично: «На ланч всегда были яйца, хлеб, масло, молоко, сосиски, тёмный чай, время от времени кроме того икра». А через какое-то время нашли китайского повара, и студенты имели возможность выбирать, питаться по-европейски либо по-китайски.

Они отправлялись отдыхать, путешествовали всем университетом, ездили в Ленинград, на Кавказ, по древним русским городам, их возили на производство в различные места, а также в дома отдыха. Изучали они философию, ленинизм, русский и другие зарубежные языки, весьма без шуток – военное дело. Первым ректором университета имени Сунь Ятсена был Карл Радек, что предопределило будущее учебного заведения, как, но, да и то, что на открытии университета выступал Лев Троцкий.

Неспешно мы подходим к пределу 1920–1930-х годов: сложному времени для китайской общины. Случился конфликт на КВЖД, в следствии в советско-китайских отношениях появилось напряжение. Существует легенда, никак не подкрепленная документально, но довольно часто видящаяся в мемуарах: якобы практически сразу после конфликта на КВЖД Сталин отдал приказ выслать по большому счету всех китайцев из страны. В то время как раз начались повальные аресты, а также по обвинению в торговле наркотиками.

Довести до конца все высылки опоздали, они коснулись лишь бродячих китайцев и никак не отразились на тех, кто приезжал по линии Коминтерна. Но и над ними также стали сгущаться облака.

Уже в первой половине 30-х годов Университет Сунь Ятсена объединили с Университетом трудящихся Востока, по причине того, что Сунь Ятсен вышел из Компартии Китая и вступил с ней в конфликт. Одновременно с этим начали подозревать управление университета в троцкистском заговоре. Однако китайцам до тех пор пока было привольно в Москве.

Начала выходить газета на китайском языке, община была более либо менее признана, рядом с площадью Разгуляй показался Центр восстановления Китая, что занимался культурными программами, преподаванием русского, в том месте проходили концерты, пьесы, чтения. Тяжелые отношения с Маньчжоу-го, с Японией, которая нападала на Россию с китайских территорий, – как раз с этого начался закат китайской общины.

Все больше стали высылать китайцев: тем, кого депортировали на родину, повезло. Выбор попасть на родину либо нет был у тех, кто обучался либо был тогда ребенком. Дело в том, что многие студенты женились, заводили детей, но потому, что детьми они заниматься не могли, был создан особый интернат в Иваново, где жили китайские дети.

Детей не трогали, не обращая внимания на арест своих родителей. А в то время, когда в 1940-х возобновились отношения между СССР и Китаем, им предоставили возможность выбора: возвратиться в Китай либо остаться в Альянсе. Большая часть возвратилось в Китай.

Депортировали кроме этого и многих небольших торговцев, но некоторых из них отправляли и в советские лагеря.

К сожалению, никаких изучений о репрессированных китайцах нет, но сохранились упоминания в лагерных мемуарах. Писали о них и Солженицын, и Лев Гумилев. В большинстве случаев, отзывались о китайцах прекрасно и отмечали, что жили они очень обособленно, в отдельных бараках, не смешивались ни с политзаключенными, ни с уголовными, среди них не было стукачей, они существовали дружной сплоченной общиной.

О судьбе китайской общины возможно делать выводы хотя бы по несложным данным статистики: во второй половине 20-ых годов XX века в стране насчитывалось 100 тысяч китайцев, во второй половине 30-ых годов двадцатого века – 32 тысячи, во второй половине 50-ых годов двадцатого века – 26 тысяч, дальше уже оставались лишь потомки и редкие выжившие. В 1970-е было уже меньше 10 тысяч, согласно данным из официальных источников переписи. Те, кто идентифицировал себя с Китаем, были в меньшинстве, остальные себя вычисляли русскими китайского происхождения.

Кое-какие, посвятив себя революции, погибли на родине, в Китае, и были в том месте же похоронены со всеми почестям. Могила одного из бывших студентов, Ван Мина, появилась в Москве, на Новодевичьем кладбище. Такая вот маленькая история. Она не напрасно именуется «Чайна-таун, которого не было», потому, что его вправду не существовало. Эта страница кроме того не то что не исследовалась, она сознательно замалчивалась.

В первую очередь 1930-х годов никаких публикаций про китайцев в Российской Федерации не было, и большинство архивов оставалась закрытой практически до недавних пор. Я надеюсь, что тема дождется собственного исследователя.

Аня Шпильковская

Случайная запись:

«Китайская Москва»


Статьи по теме:

Метки: